Левиафан - Эндрюс Хелен-Роуз

Но было и еще кое-что, пострашнее. Сейчас, вспоминая события того дня, я понимаю, что старался казаться храбрее, чем был на самом деле. Я сжимал в ладонях бокал с вином, но руки мои предательски дрожали. Мне пришлось повидать немало смертей: мужчин с вывороченными внутренностями, которые призывали своих матерей и, умоляя о милосердии, просили товарищей прекратить их страдания ударом меча. Но я не видел ничего более ужасного, чем смерть, свидетелем которой мне только что довелось стать.

Атмосфера в кабинете судьи была далеко не такой дружественной, как во время нашей утренней беседы. Мэйнон, отпустив злополучного Тимоти, взялся собственноручно записывать показания свидетелей. Он по очереди расспрашивал меня, Эстер, Резерфорда и Диллона. Но я так и не услышал ни от одного из них ничего похожего на сколь-нибудь вразумительное объяснение внезапной кончины миссис Гедж и ее дочери.

Констебль выволок тела обеих женщин из камеры и осмотрел их при тусклом свете подземелья. Не найдя явных признаков насилия, потащил трупы наверх. Даже находясь в полном смятении, я не мог не дивиться силе этого человека: Диллон легко шагал вверх по ступеням, взвалив на плечо массивное тело миссис Гедж. А затем с разрывающей душу печалью я наблюдал, как он поднял на руки Джоан. Казалось, девушка весит не больше ягненка. Было что-то унизительное и позорное в том, как ее вылезшие из-под чепца рыжеватые волосы болтались у него под локтем, словно он нес с охоты подбитую птицу.

Выход из подземелья был только один — в общую приемную, где ожидали посетители. Диллон опустил тела на пол в небольшой нише возле окна, подальше от публики. Но избежать испуганных возгласов все же не удалось. Впрочем, это не помешало констеблю продолжить начатый внизу осмотр: заглянуть покойницам под веки и в приоткрытый рот, чтобы проверить, не опух ли язык, а также принюхаться, низко склонившись над трупами, — нет ли специфического запаха. У обеих женщин был синюшный цвет лица, однако ничего, что могло бы подсказать причину их гибели, во всяком случае на мой неискушенный взгляд, я не заметил. Диллон сказал, что тела еще теплые, — значит, смерть наступила совсем недавно.

— Болиголов, — уверенно заявил констебль, когда дошла его очередь отвечать на вопросы судьи.

— Уверены?

— Как в том, что меня зовут Диллон. Убедитесь сами, сэр, если полагаете, что я могу ошибиться.

— Нет-нет, констебль, — рассеянно сказал Мэйнон. — Уверен, вы отлично знаете свое дело. Но каким образом? — Он побарабанил пальцами по столу. — А что девица Мур, она находилась в камере все время?

Диллон кивнул.

— Ее привели раньше, чем тех двоих. И у нее не было ни малейшего шанса выбраться оттуда.

— Их камеры находятся далеко друг от друга?

Диллон снова кивнул.

— Женщин обыскали, когда привели в тюрьму?

— Да, сэр! — рявкнул констебль.

Больше вопросов к Диллону не было. Мэйнон послал его за коронером. Сделав еще несколько пометок в лежащей перед ним на столе бумаге, он поднял глаза на нас.

Я протянул Эстер носовой платок, она с благодарностью приняла его и приложила к покрасневшему носу. Я сидел молча, не зная, ждет ли Мэйнон от меня каких-то подробностей о встрече с Криссой Мур, но сразу решил, что ничего не скажу о ее последних словах. Что-то в них — возможно, настойчивый совет молиться — смутило меня. Все, что я хотел: как можно скорее забрать сестру и кратчайшей дорогой вернуться на ферму к отцу, оставив позади весь это мир суеверий, проклятий и поиска ведьм. Чем меньше я стану болтать, тем быстрее окажусь у собственного очага и займусь решением проблем, которых у нас и так было предостаточно.

К моему величайшему удивлению, судья кивнул Резерфорду, до сих пор игравшему роль молчаливого наблюдателя. Тот повернулся к Эстер и, сложив пальцы домиком, заговорил:

— Мисс Тредуотер, могу я задать вам несколько вопросов о вашем… свидании с Джоан Гедж и ее матерью?

Я опешил.

— Но вы же сами присутствовали при встрече, Резерфорд? Что такого может рассказать вам сестра, чего вы не видели бы собственными глазами?

Лицо Резерфорда исказила неловкая гримаса, отдаленно напоминающая улыбку.

— Что же, верно. Однако был небольшой промежуток — ваша сестра подтвердит, — когда она оставалась с ними один на один. На очень короткое время, — подчеркнул он, как будто это что-то меняло.

Я уставился на Резерфорда, не зная, то ли смеяться, то ли вскочить и отвесить ему пощечину. Но я сдержался и произнес медленно, с нажимом, словно разговариваю со слабоумным:

— Вы оставили мою сестру в том подземелье одну, без присмотра?

Я почувствовал, как ладошка Эстер легла на мою руку. Я и не подозревал, с какой силой мои пальцы впились в резные подлокотники кресла. Прикосновение сестры заставило меня ослабить хватку.

— Пожалуйста, не надо винить мистера Резерфорда, — мягко сказала она. — Я попросила его позволить мне помолиться с ними и оставить нас всего на несколько мгновений, как он и говорит.

Мэйнон подался вперед.

— Итак, мисс Тредуотер, вы были последней, кто видел этих женщин? Я имею в виду, видел их живыми. — Голос судьи звучал по-прежнему ровно, но за его обычным любезным тоном мне послышалось сомнение.

— Да, — Эстер жалобно кивнула и прижала платок к губам, чтобы сдержать рыдания.

— И вы им ничего не передавали?

Глаза сестры расширились.

— Ничего. Я бы не… — Она запнулась и посмотрела на меня, ища поддержки. Я кивнул. — Мне нечего было им передавать, да и зачем они стали бы что-то брать у меня? В конце концов, ведь они из-за меня здесь… были здесь. — На этих словах Эстер не выдержала и горько разрыдалась.

Я погладил ее по руке, пытаясь утешить и понимая тщетность моих усилий.

Мэйнон кивнул и произнес вполголоса, словно рассуждая с самим собой:

— Верно. И хотя я не вижу объяснений, каким образом яд оказался у них, похоже, они приняли его добровольно. Да и с какой стати женщинам действовать по приказу человека, чьи показания стали причиной их заключения в тюрьму. Тут мисс Тредуотер права.

— Значит, мы с сестрой можем идти? — спросил я.

Помолчав секунду, судья кивнул:

— Да, конечно. Возможно, вы нам еще понадобитесь. Если после осмотра Криссы Мур выяснится, что девица беременна, нам снова придется встретиться. А пока можете идти. И спасибо вам обоим за помощь.

Резерфорд поднялся, чтобы проводить нас до двери. Возле порога он придержал меня, коснувшись плеча. Я с трудом подавил желание сбросить его руку.

— Но нам все же придется обыскать ваш дом. Навестим вас завтра. А до тех пор комнату Криссы Мур нельзя трогать, вещи должны оставаться на своих местах.

— Очень хорошо. Я переночую в другой комнате. До завтра, мистер Резерфорд. — Я коснулся шляпы и слегка поклонился.

Перед отъездом из города я разыскал кузнеца и договорился, чтобы он заглянул к нам — посмотреть ногу Бена. Это дало мне хоть какое-то утешение: если за целый день я не сделал ничего путного, то, по крайней мере, позаботился о моем верном друге. Моя собственная рана ныла всю дорогу. Эстер сидела рядом, погруженная в мрачное молчание. Темперанс капризничала, а на сердце у меня было неспокойно.

Я снова попробовал приподнять голову отца и влить ему в рот ложку густой похлебки, которую сварила Эстер, чувствуя, как у меня самого к горлу подступает тошнота от одного вида его влажных губ, безвольно болтающегося языка и мутных, устремленных к потолку глаз. Я попытался протолкнуть похлебку глубже, надеясь, что он проглотит ее, но вместо этого больной поперхнулся, и желтая жижа выплеснулась наружу. В конце концов я сдался, вытер отцу перепачканный подбородок и некоторое время молча сидел возле кровати.

На лбу у меня выступила испарина, мышцы и суставы болели, словно мою плоть терзали раскаленными клещами, и одновременно тело сотрясал озноб, а внутренности в животе скрутило тугим клубком. Я понял, что из-за открывшейся раны началась лихорадка.