Левиафан - Эндрюс Хелен-Роуз

Осмотрев пастбища, я повернул обратно. Еще издали, подъезжая к дому, я заметил чью-то лошадь, привязанную к столбу у ворот: молодая темно-рыжая кобыла не старше четырех лет, ухоженная, с лоснящейся на солнце шерстью. Когда мы поравнялись с ней, Темперанс отшатнулась. Кобыла тоже подалась в сторону. «Интересно, кто к нам пожаловал? — подумал я, вылезая из седла. — Врач? Вряд ли. Джоан отправилась в Уолшем всего несколько часов назад». Да и что касается врачей, какими бы учеными они ни были, расторопностью эти люди никогда не отличались.

Заведя Темперанс в конюшню, я вышел во двор и снова покосился на привязанную возле ворот кобылу. Пора было выяснить, кто же все-таки к нам приехал. Но я не сразу пошел в дом. Обогнув его, направился к колодцу, который находился позади теплицы, устроенной Эстер. Воспоминания о чистой прозрачной воде в нашем колодце после многих месяцев военных походов, когда приходилось довольствоваться мутной, с металлическим привкусом водой из попадавшихся по дороге случайных источников, пробудили во мне жажду. Я покрутил ворот, поднял наверх привязанное на цепи ведро, поднес к губам и стал пить. Делая глоток за глотком, я наслаждался свежим вкусом. «Странно, — подумал я, — что вода не везде одинакова на вкус».

Когда я открыл заднюю дверь, отцовский пес с визгом бросился мне навстречу, проскользнул мимо, едва не сбив с ног, и убежал в сад. Возможно, от избытка ледяной воды в желудке мне показалось, что в доме стало холоднее. Я наклонился, чтобы снять башмаки. Движение получилось слишком резким, боль в бедре пронзила насквозь. Потребовалось несколько глубоких вдохов, прежде чем жжение стихло, туман в голове рассеялся и вернулась способность воспринимать окружающий мир. Ухо уловило долетавшие из кухни приглушенные голоса.

У меня чуткий слух и хорошая память на голоса, как у некоторых — на лица. Я помню характерные особенности и интонации, более того, я почти безошибочно могу определить, когда за шутливым или беззаботным тоном человека скрывается страх, уныние или печаль. Часто голос рассказывал о собеседнике гораздо больше, чем слова, которые тот произносил. Меня самого поражало, насколько легко я умею отличить, искренен человек или лжет. Однако доносившийся из кухни голос был начисто лишен каких-либо особенностей, словно передо мной лежал чистый лист бумаги. Все, что я мог понять, — он принадлежит мужчине. Если пришлось бы сравнить его с каким-нибудь блюдом, это была бы безвкусная похлебка, а если с камнем — серый булыжник.

Я двинулся на кухню.

У человека, сидевшего во главе стола на месте моего отца, были длинные, до плеч, волосы неопределенного рыжевато-коричневого оттенка, глаза серо-стального цвета, светлая, почти как у женщины, кожа и слегка крючковатый нос. Полагаю, мужчину можно было бы назвать красивым, но его красота всего лишь подобна красоте горлицы: гораздо менее эффектной птицы, чем ее ближайшие родичи — лебедь и павлин.

Увидев меня, незнакомец поднялся. Роста он был среднего, но несколько ниже меня. Зато над Эстер, чья макушка едва доходила мне до плеча, гость возвышался как настоящий великан.

— Доброе утро, — поздоровался я. — Меня зовут Томас Тредуотер.

Эстер подошла к столу и поставила на скатерть кувшин эля. Я с удивлением заметил, что по какой-то неизвестной мне причине обычно бледные щеки сестры горят, словно две вишни.

— Брат, познакомься, это Джон Резерфорд, помощник сэра Кристофера Мэйнона.

У меня не было оснований испытывать неприязнь или недоверие к мировому судье. Я привык полагаться на его здравый смысл. Случись заключать пари, я без сомнения поставил бы шиллинг на мнение старика. Но я не был уверен, что готов оказать то же доверие этому юному выскочке. Да, Джон Резерфорд был молод, всего на пару лет старше меня.

— Добро пожаловать, сэр, — сказал я, пожимая протянутую руку Резерфорда. Рука оказалась прохладной и гладкой, как лепестки роз. — Надеюсь, вам предложили закуски и эль?

— О да, конечно! — воскликнул он, указывая глазами на Эстер, которая как раз наполняла ему стакан.

Резерфорд ждал, когда я кивну ему, предлагая сесть. Опустившись на стул, он с довольным видом придвинул стакан к себе, сделал небольшой глоток и тут же промокнул губы безупречно чистым белым льняным платком.

Я желал побыстрее выяснить цель его визита и заранее знал, что визит не доставит мне удовольствия. У меня и так дел по горло, и меньше всего хотелось разбираться еще и с колдовством, ведьмами и женской ревностью, кислой, как простокваша. Резерфорд не понравился мне с первого взгляда. Я с радостью посмотрел бы, как он взбирается на свою сытую кобылку и, взметая остатки полусгнившей листвы на дороге, скачет обратно в город. Но вместо этого мне пришлось проглотить свое раздражение, проявить гостеприимство, усесться с ним за стол и, мысленно проклиная свой такт джентльмена, с тоской вспоминать солдатскую прямоту и грубость моих боевых товарищей.

Тем временем Джон Резерфорд, словно нарочно, не спешил вводить меня в курс дела, но предоставил мне возможность самому начать разговор.

— Вам, должно быть, известно — я только что вернулся из армии.

Резерфорд кивнул.

— Я долго отсутствовал, — продолжил я. — И, следовательно, мало что знаю о деле Криссы Мур, которое, вероятно, и привело вас сюда. Полагаю, сестра уже рассказала вам о болезни нашего отца.

— Совершенно верно, — подтвердил Резерфорд. — Я прибыл сегодня в надежде поговорить с вашим отцом, но… — Гость сделала паузу. Казалось, он подбирает подобающие случаю слова. — Примите мои искренние соболезнования. Желаю ему скорейшего выздоровления. С Божией помощью ваш батюшка скоро поправится.

— Благодарю. Как его единственный сын, я являюсь доверенным лицом отца. Поэтому все, о чем вы хотели поговорить с ним, вы можете смело обсудить со мной.

Резерфорд неопределенно пожал плечами. Его взгляд на миг скользнул в сторону Эстер, наблюдавшей за нашей беседой в благоговейном молчании.

— Да, конечно. Есть новости, которые я могу сообщить в присутствии вашей сестры. Но кое-что… — Он снова замялся и пожал плечами. — Может быть, нам лучше поговорить наедине. Хотя оставляю это на ваше усмотрение. Просто меня беспокоит, что невинной девушке не подобает слышать некоторые вещи.

Я чувствовал, Резерфорд пытается взять инициативу в свои руки: его многозначительные паузы, преувеличенно-утонченные манеры и рыцарское беспокойство об Эстер — все было точно рассчитано и разыграно как по нотам. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, мне доставило бы огромное удовольствие схватить этого щеголя за шкирку и вышвырнуть на улицу. Но я был уверен, что Резерфорд действует по поручению Кристофера Мэйнона, а вступать в конфликт с мировым судьей мне не хотелось.

— Пожалуйста, поделитесь с нами обоими тем, что вы считаете уместным. А после мы можем поговорить наедине, — сказал я.

Резерфорд выпрямился, расправил плечи и устроился на стуле, будто на судейском месте.

— Служанку Криссу Мур, — начал он официальным тоном, — обвиняют в сношениях с нечистой силой. В частности, Крисса Мур вступила в сговор с сатаной, чтобы навести проклятие и мор на домашний скот Ричарда Тредуотера, вашего отца, развращая его благочестивый нрав и соблазняя при помощи дьявольских чар.

Я через стол посмотрел на Эстер. Сестра побелела как полотно и молча кивнула. Я подал гостю знак продолжать. Мне очень хотелось, чтобы он поскорее закончил и убрался восвояси.

— Девушка отрицает все обвинения, — вновь заговорил Резерфорд. — Если мы не получим признание, она, скорее всего, предстанет перед судом присяжных, которые приедут сюда летом. А пока мы собираем показания свидетелей. И ваши в том числе. — Резерфорд уставился на Эстер. Сестра торжественно кивнула. — И любые другие доказательства виновности Криссы Мур.

— Уверен, моя сестра с радостью поможет в вашем расследовании. Однако я буду настаивать на том, чтобы впредь присутствовать при всех беседах с ней, поскольку Эстер несовершеннолетняя.