Восьмой район - Алиса Аве
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту readbookfedya@gmail.com для удаления материала
Восьмой район читать книгу онлайн
Яра не должна была попасть в парящий в небе огромный Ковчег – ведь она никчемная девчонка, обуза семьи, как называет ее мать. Но она проходит отбор. Яра не должна была выжить после первого испытания – ведь у нее нет никаких паранормальных способностей, которые проявляются у других подростков. Но она остается в живых. Яра не должна была узнать о проекте «Декоративные дети» – ведь он проходил в далеком прошлом. Но она выясняет правду.
Почему на Ковчеге с «бесполезной» Ярой проводят самые жестокие эксперименты? Почему за ней так пристально следит всемогущий Старший Стиратель? И почему у Яры сжимается сердце каждый раз, когда она слышит про Восьмой район?
Алиса Аве
Восьмой район
Алиса Аве, текст, 2025
ООО «РОСМЭН», 2025
Иллюстрация на обложке: YUREI
Внутренние иллюстрации: Til Mockingbird
Данное издание является художественным произведением и не пропагандирует совершение противоправных и антиобщественных действий. Описания и/или изображения противоправных и антиобщественных действий обусловлены жанром и/или сюжетом, художественным, образным и творческим замыслом и не являются призывом к действию.
* * *
Этот мир судить будут дети.
Жорж Бернанос
У каждого настоящего есть свое будущее, которое освещает его и которое исчезает с ним, становясь прошлым-будущим.
Жан-Поль Сартр
Двое-трое – это уже Общество. Один станет Богом, другой – дьяволом, один будет вещать с кафедры, другой – болтаться под перекладиной.
Томас Карлейль
Глава 1
Час Ц
Никем не любимый ребенок перестает быть ребенком: он лишь маленький беззащитный взрослый.
Жильбер Сесброн
Мать не заглянула, лишь отдернула рваную шторку. Я увидела только пальцы, сжавшие ткань.
– Сколько можно сидеть без толку? Время тянешь.
Я открыла и закрыла стульчак, спустила воду, чтобы не подтверждать ее догадку.
– Не переводи воду зря! – зашипела мать.
Громыхнули тарелки, она сбила их боком. Я сжалась: сейчас она разразится проклятиями. Много мелких обидных слов или два-три колющих удара, смотря на сколько осколков разбилась посуда. Но мама хмыкнула. То ли упала кастрюля, то ли она решила не ругаться в день церемонии.
Я аккуратно расправила изъеденную временем занавеску, отделяющую туалетную зону от кухонной. Мама стояла ко мне спиной, я почти задевала носом ее шею. За маленькой плитой располагались спальные места – четыре полки. Внизу – мамина, дальше по мере появления детей: Тома, Макса, Марка – и моя верхняя. Перед сном я отковыривала вздувшуюся от сырости краску, просыпалась вся в пыли и плесени. Я сбегала из нашей крохотной комнаты при любом удобном случае, но сегодня предпочла бы забраться на полку и ковырять гнилой потолок, чтобы спрятаться в перегородке между этажами.
– Можно я останусь?
– Все собрались. – Мама сделала вид, что не услышала вопроса. – Ты и так заставила нас ждать. Опоздаем – я не стану прикрывать тебя. Распределители не жалуют опозданий. Они лишат нас награды.
– Может, я не подойду.
– Подойдешь.
Мама даже не обернулась. Она гремела четырьмя тарелками, кастрюлей и гнутой сковородкой без ручки, а казалось, что повелевала громом.
– Ты знаешь результат?
– Я не могу одна тащить четверых, хватит, устала.
Я просидела за шторой все утро. Надеялась, что мама поддержит меня. Заглянет, возьмет за руки или обнимет, скажет что-нибудь вроде «все будет хорошо», «ты поможешь семье» или «я люблю тебя», соврет. И этим придаст мне сил. Но она никогда мне не врала. Кидала правду в лоб грязной тряпкой, плевком, насмешкой. Она устала и отдала меня распределителям, вот откуда уверенность, что я пройду.
Я поспешно обулась, не хотела неловкими движениями вызвать ее гнев. Мать давно сняла самую нижнюю полку, папину. Туда уместилась наша обувь, там же стояла корзина, которую наполнят продуктами, когда я пройду распределение. Мы шли мимо распахнутых дверей соседских комнат. На церемонию семьи собирались заранее. Одни торопились увидеть сверкающий транспортник, вылетающий из брюха Ковчега. Другие тряслись возле детей, сдерживая слезы. Мама плыла между соседями, вскинув голову, они расступались перед ней, она не скрывала радость – наконец избавится от меня.
Я заняла свое место в колонне детей, выбранных по предварительным анализам. Мама присоединилась к сыновьям. Том помахал мне, Макс одернул его, Марк самозабвенно ковырял в носу.
«Они уже простились со мной», – поняла я. Сердце сжалось, спряталось за ребра.
Колонна поползла между домами. Они походили друг на друга, кривобокие близнецы, лишенные кусков стен, крыш, совершенно забывшие, что в окнах были стекла. Я могла по памяти назвать, в каком доме, на каком этаже отсутствуют ступени лестниц. Беззубые пролеты я перепрыгивала с закрытыми глазами, раскачивала скрипучие перила, подглядывала в щели дверных проемов. Я знала каждого на нашем островке, выросшем грибной колонией посреди изуродованных Катаклизмом полей. Сейчас все эти люди стояли вдоль улиц, слившись с серыми стенами.
Мы двигались быстро, отставать не разрешали. Распределители подгоняли нас грубыми окриками, сверялись с данными на прямоугольных штуках – планшетах. Прозрачно-черные, чуть вогнутые, планшеты рябили цифрами. Я вытянула шею подсмотреть, что там за цифры. Почти все дети умели читать и писать, родители уделяли внимание базовому образованию, быстро сворачивая его годам к десяти, когда дети достаточно крепли, чтобы помогать взрослым на полях. Мы собирали урожай серых овощей и считали количество гнилых и пригодных к пище, высаживали бледные травы и повторяли буквы в их названиях, копали колодцы и писали пальцем в пыли свои имена. Но без учебы не оставались, к нам с небес спускались учителя в белых обтягивающих термокостюмах и передавали знания. Которых, правда, всегда оказывалось мало.
В рядах светящихся цифр из планшетов я ничего не поняла. Один из распределителей заметил мой взгляд, поэтому я быстро опустила голову, пока он не замахнулся или не достал шокер.
Из последнего дома в колонну вытолкнули лохматую девочку. Толстые растрепанные косы колотились по спине, мать подтащила ее, сопротивляющуюся, упирающуюся обеими ногами, к концу шеренги, разжала пальцы, умчалась прочь. Я заметила, как она терла глаза. Женщина встала возле мамы, та посмотрела на нее с отвращением и поменялась местами с Максом. Слезы в нашей семье считались роскошью и слабостью. Если я плакала, мама грозилась не давать мне воды целый день.
Девочка издавала странные звуки, рвалась к своей матери. Распределители толкали ее обратно. Она заламывала руки, хныкала. Нас разделяло пять или шесть человек. Я узнала ее, она тоже заметила меня.
– О нет!
Я так надеялась, что распределение пройдет Хана. Но моя лучшая подруга стояла в толпе со своими родителями и украдкой помахала мне, когда я проходила мимо. Рядом с ней возвышался Том, он сбежал из-под надзора матери и теперь прижимался к Хане. Все говорили, у них любовь. Прекрасная пара, возможно, дадут здоровое потомство, если доживут до детородного возраста. Почему я решила, что и Хану постигнет моя участь? Мне хотелось разделить страх с кем-то родным, чтобы в неизвестности рядом оказалось плечо друга. Вместо
