Восьмой район - Алиса Аве
В душевой они за нами не наблюдали. Вода оказалась обычной водой, но била жесткой струей. Содержимое кубиков пахло приятно, но не особо мылилось. Обратно по коридору, однако, мы шли свежие и окончательно проснувшиеся. Круглым помещением, вокруг которого вился коридор, оказался лифтовой холл, там нас ждали оставшиеся девочки. Позже, испытав на себе первый день обучения, я поняла, что в душ лучше попадать во вторую смену.
Ковчег состоял из сплошных огромных однообразных отсеков. По крайней мере, нас водили по таким. Мы сбились в кучу перед входом.
– Сегодня вы заходите отдельно от других возрастных групп. Новичкам полагается ознакомительное время. Однако после теоретического урока – на занятиях в Пирамиде – придется поработать. К вам подойдут медики, они расставят вас по местам. Вы не должны покидать индивидуальных платформ. Вы не должны вступать в контакт со старшими детьми. Вы не должны помогать друг другу. Любое нарушение может привести к ликвидации. Учтите, в Пирамиде присутствуют Стиратели. Более того, за первым днем новичков следит сам Старший Стиратель. Он докладывает о каждом лично Лидеру Ковчега. Воля его да вдохновит нас! От вас ждут результатов.
Кто-то из девочек поднял дрожащую руку. Черные шлемы переглянулись.
– Спрашивай!
– Кто такой Лидер? Мы увидим его?
– О личности Лидера Ковчега вы в полной мере узнаете на теоретических занятиях. Встреча возможна лишь для тех, кто достигнет положительных результатов. Это первый и последний раз, когда мы отвечаем на ваши вопросы. В правилах ясно сказано: со Стирателями общаться запрещено. Ты, – он указал на девочку, решившуюся спрашивать, – запомни, второго шанса не будет.
Стиратели запускали по пять человек. Я оказалась вместе с Магдой, Надин, она, кстати, и спрашивала про Лидера, и рыжебровой девочкой. Магда дернулась было сжать мое запястье, но передумала.
Первое занятие запечатлелось в памяти, я слушала всем телом, не только ушами, но и глазами, кожей. Как оказалось, не стоило напрягаться, последующие занятия нам повторяли одно и то же. Учитель, высокий и стройный, смотрел на нас со злостью. Его взгляд колол, даже кусал, отрывал кусок и в образовавшуюся рану вливал порцию ненависти. Я не помню, смотрели ли учителя с подобным отвращением раньше. Нет, не смотрели, внизу они закрывали лица так же, как медики и распределители. Здесь наставник лица не скрывал. В дополнение к колючим глазам он владел прорезающим мозг голосом.
– Запомните раз и навсегда: своими жизнями вы обязаны нашему Лидеру, вдохновляющему своим примером, и Старшему Стирателю, великому ученому. – Он закатил глаза под тонкие брови. – Ковчег дает возможность вам, грязным и пустым, наполниться смыслом – создать будущее, в котором люди не познают горя. Горе исходит из лишних знаний и лишних претензий. Они порождают движения души, провоцирующие безумные поступки: распри, войны, желание жить счастливее других, властвовать над другими, быть лучше соседа, быть важнее мира. Человек не может быть важнее человечества. Но сейчас не об этом. Как вы все знаете, раньше общество было совсем иным. До Катаклизма, из которого нас вывела Лидер и ее небесный Ковчег.
Он говорил долго, многие клевали носом, Магда спала с открытыми глазами – способность, выработанная годами. Я слушала, потому что с детства задавала вопросы, например: «Что было до?», «Кто придумал Церемонию?», «Почему произошел Катаклизм?», «А почему сейчас не выращивают апельсины на земле?», и не удовлетворялась ответами. Вопрос про апельсины важнее других, их Ковчег выдавал семьям, чьи дети прошли отбор. Они, оранжевые и ароматные, считались настоящим даром небес. Однажды один почти оказался у меня в руках. Сейчас оставалось лишь очистить информацию от шелухи восхвалений Лидера и еще больших – Старшего Стирателя. И держать мысли про апельсины при себе.
– В начале прошлого века разразилась опустошительная война. Правительства разных стран внедряли в общество систему контроля. Люди распределялись на ранги. Экономически выгодные, обладающие выдающимися талантами или уникальными знаниями, имеющие стабильно высокий доход или тесные связи с важными людьми относились к первой категории, благонадежных. Второй сорт – неблагонадежные – делились на потенциально приемлемых и неприемлемых. Наличие отличного здоровья, крепкого тела и, что важнее всего, податливости к внедряемому контролирующему чипу делало людей приемлемыми, им позволялось размножаться, трудиться, доживать до определенного возраста. По достижении установленного рубежа им полагались гуманные похороны. Неприемлемые – больные, слабые, тяготеющие к преступной деятельности или излишнему свободоволию – отправлялись на перевоспитание в особые зоны.
«Какие?» – чуть не перебила я, но одумалась. Ни к чему привлекать к себе внимание учителя в первый же день.
– Число людей в этих зонах достигло предела, неприемлемые прорвали периметр, и волна недовольств захватывала город за городом. Подняли головы те страны, в которых система контроля не работала в связи с малым бюджетом. Они говорили о невозможности подчинения большинства населения планеты и о вреде самой идеи морального и физического превосходства человека над человеком. Как водится, каждый сплотился возле себе подобных. Оружие одних превосходило оружие других. – Учитель то и дело тяжело вздыхал, словно собственные слова ему давно приелись. – Не буду углубляться в кровопролитие тех лет, скажу главное: в ходе этой войны тратились важные ресурсы – люди, способные работать на благо общества, если бы их направили на верный путь; земли, которые пригодны к жизни и возделыванию; вода, без которой нам всем трудно жить. Думаю, даже вы это понимаете.
Про воду, землю и благо общества мы понимали. Я уж точно. В нас это вдалбливали. Работа на благо общества тем важнее, чем меньше пригодных для жизни земель и меньше воды. Поэтому работали мы с раннего детства. Мама, как и многие, ковырялась в земле. Всходы, которые давали их труды, сложно было считать урожаем, поэтому она никогда не говорила «я возделываю землю» или «я ухаживаю за землей», нет – она именно ковырялась. Том пытался быть хоть как-то полезным, а потому делал все и сразу: бегал на подхвате, подай-принеси бинты, старые лекарства, судно, позови нужного человека, сгоняй за водой. Макс работать не любил, но обожал пускать в ход кулаки. Он попеременно бил то ни в чем не повинных людей, то тех, кто пробирался к шахтам узнать, как там родные, отправленные на поля, то тех, кого заподозрили в воровстве, кто не выполнял норму по работе. Но право наказывать он получил совсем недавно, года за полтора до моей Церемонии, его силу заметили. До этого он просто чесал кулаки о
Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги
