Восьмой район - Алиса Аве
Моя ячейка дрогнула, вошли трое зеленоголовых.
«Где я? Кто вы? Отпустите меня!» – пересохшее горло проглотило вопросы. Тело понимало лучше разума – вопросы останутся без ответов. Сверху выплывали мониторы, разворачивались гибкие шланги. В нашей колонии говорили о технологиях Ковчега, жала этих технологий выдвинулись из «щупалец», тончайшие иглы устремились к моему лбу.
– Отпустите меня! Не трогайте! – Крик наконец прорвался, ремни натянулись, вонзились в руки. Кресло утратило мягкость, обхватило плечи, бедра, удерживая меня, меняя форму. Зеленые шлемы тыкали пальцами в мониторы. Раздался писк, иглы завращались с бешеной скоростью, они гудели, приближались.
– Не надо! Отпустите меня домой. Я не подхожу вам!
– Терпение. Мы скоро узнаем результат. – Слова обращали не ко мне.
– Не смотри, не смотри, – шептала я, отводя взгляд от неумолимо приближающегося острия. – Пожалуйста, просто убейте…
«Смерть порой самый милосердный из даров жизни» – так часто говорил Макс, повторяя слова мамы на собственный манер. Я призвала это милосердие, когда боль и огонь разорвали лоб и темя, брызнула кровь. К мозгу пробирался жужжащий бур, вместе с ним трещала невесть откуда взявшаяся ярость. «Почему я! Я не хочу умирать. Пусть мои мучители умрут! Разве они не заслужили?» Я представила, как бур пронзает их головы, как они падают и извиваются на полу, бессильные сопротивляться моей воле. Через боль я видела худые костлявые пальцы на шлеме одного из медиков, они сжимались, и шлем разлетался на мельчайшие осколки. У смерти были мамины черты, она била стекло шлема, как посуду, кривясь и содрогаясь.
Перегородки задрожали. Свет погас. Снова включился. Прозрачные стенки стали матовыми, я больше не могла видеть всю длину коридора-лаборатории. Щупальца втянулись в потолок. Один из зеленых шлемов валялся в углу. Его владелец скорчился рядом, двое коллег суетились над ним, забыв про мониторы.
– Невозможно. Его проверяли перед сменой.
– Хватит, сколько можно повторять? Он мертв. Пульса нет. Датчики молчат. Я отправлю запрос. Пусть проверят его анализы.
– Невозможно! Повтори реанимацию!
Я обрела способность нормально видеть, слышать и говорить. Зуд прошел. Кровь текла по лицу, затекала в уши. Страх отступил.
– Что случилось? Пожалуйста, скажите, что произошло. Почему он умер?
Тот, что стоял ближе ко мне, подскочил, застучал по монитору. На потолке замерцали красные огоньки. Тревога – сомнений никаких, даже в нашем захолустье под Ковчегом красный огонек значил опасность. Он позвал на помощь. Кресло облепило меня, завернуло в кокон. Оно вибрировало. Я погрузилась в странное расслабленное состояние. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что я улыбаюсь. Еще через пару мгновений ворвались черношлемые. Блаженство, охватившее меня, не дало снова испугаться. Они заполнили ячейку, оттеснили зеленых ученых, неторопливо завернули погибшего в плотный мешок, застегнули. Раздался приглушенный хлопок, мешок немного увеличился в размерах, затем осел. Его свернули и сложили в контейнер. Кто-то подошел ко мне, приблизился вплотную, моя дурацкая улыбка отразилась в глянце забрала. На металлическом поддоне, появившемся из стены, лежал шприц. В обтянутой черной перчаткой руке он выглядел совсем маленьким, с длинной, просто невероятно длинной иглой. Капли выстрелили вверх, блеснули на краткий миг.
– Эксперимент запущен, время девять тридцать пять. Направлено Лидеру лично. Статус: ликвидация.
Голос из-под шлема равнодушный, четкий, он не заботился, слышу ли я, понимаю ли, о чем он.
«Сейчас мое желание исполнится».
– Давай, – я сказала это вслух, – скорее.
Он воткнул шприц в рану, оставленную буром. На этот раз боли не было вовсе. Сознание угасло. Я снова перестала чувствовать, слышать, видеть, перестала дышать.
Я умерла.
Зенону снова выпало сортировать трупы. Сильные руки сгребали тела, сгружали на тележку. В пару ему назначили Вита, вместе они всегда работали споро, предстояло отделить мужчин от женщин. Мужские – в правый коллектор, женские – в левый. Говорить, что это трупы детей, не разрешалось. Неопределенного человека легче пустить на переработку. Ребенка – тяжело. Хорошо, что они с прошлого года изменили возрастной ценз. Подростков можно принять за почти взрослых, если зажмуриться и заглушить бой сердца.
Взгляд Зенона зацепился за лысую девчонку с дырой во лбу, она лежала чуть поодаль от горы трупов. Голова в язвах, видимо, у нее нашли вшей. Дезинфекция избавляла и от вшей, и от волос, и от обширных кусков кожи. Зарастет. Затылок Зенона нестерпимо зачесался. Он вспомнил свою Церемонию. Широкий шрам тянулся от виска почти до затылка, разделяя косым пробором светлые волосы.
– Я сейчас, – бросил он Виту, – подтащу эту.
Подбородок и нос девчонки разбиты, кровь залила лицо, застыла ржавой коркой. Зенон подошел к ней, взял за руку, подтянул к общей куче.
– Она странно пахнет. – Вит обошел Зенона, втянул воздух. – Не землей, не так, как другие. – Он указал большим пальцем на гору трупов.
– Мы здесь все воняем, нюхач. Не выдумы…
Пальцы мертвой вздрогнули.
– О черт! – Зенон отскочил в сторону.
Девочка застонала, поднесла ладони к глазам, она не могла разлепить веки, ресницы запеклись кровью.
– Вода, нужна вода! Вит! – закричал Зенон.
Парням, работающим в парах, выдавали одну флягу на двоих.
Вит застыл на месте.
Девчонка застонала громче, пытаясь сорвать корку с глаз. Ее охватила паника.
– Дай воду! – снова закричал Зенон.
Фляжка прилетела в руки, он вылил половину на глаза и лоб девушки, поднес к губам.
– Что, живая? – Вит отступал потихоньку. – Я же говорил, она не так пахнет. Не переводи на нее воду, все равно помрет. Можешь сразу кинуть в тележку, я как раз женские повезу.
– Катись давай!
Зенон оттолкнул руки девочки, она мешала сама себе:
– Убери. – Он вновь умыл ее. – Успокойся. – Драгоценные капли упали на пол, ребята вокруг зашипели от возмущения. Они забыли о работе, подходя ближе к ожившей покойнице.
– Брось, Зенон, не возись с ней!
Девчонка открыла глаза. Зенон не понял, кто из парней первым бросился вызывать Стирателей. Они шли черной стеной.
– Как тебя зовут? – шепнул Зенон ей
