Восьмой район - Алиса Аве
Пальцы устали листать бесконечный список, я вернулась на главный экран и полезла в папку в самом углу. «Декоративные дети» – гласило название. Что-то смутно знакомое… В нашей колонии ходила байка о том, что когда-то детей украшали, но не кольцами и сережками. Им заменяли природный цвет глаз, добавляли лишние позвонки для роста, что-то делали с ногтями, чтобы светились в темноте. Такие дети почти не болели, они считались новым витком развития человечества – совершенными людьми. Их было много, куда больше, чем простых людей, но природа взбунтовалась. Появилась какая-то страшная болезнь, и все украшенные дети заразились. Болезнь грозила перерасти в эпидемию, народ выходил на улицы, требовал лекарств и защиты. Декоративные дети погибли, остались обыкновенные. Так гласил первый вариант легенды. Его подавали с моралью: не нужно выделяться, живи и будь как все. Меня он устраивал, но мои братцы любили вторую версию. О том, что разбушевавшаяся природа не остановилась на болезнях и устроила Катаклизм невероятной силы, серию подземных толчков, извержений, гигантских волн, вычистила с поверхности Земли мутантов. А под конец устроила Взрыв прямо там, где позже сформировалась наша колония. Если бы не Ковчег, создание лучших умов и добрейших сердец, детей бы не осталось вовсе.
Я нажала на папку с надеждой узнать, какая версия ближе к истине. Она оказалась пустой. Я пошарила на кровати в поисках планшета Магды. Но на экране ее планшета подобной папки не было вовсе. Я приподнялась. Другая девочка лежала на расстоянии вытянутой руки. Она натянула покрывало на нос, виднелись только карие глаза и широкие брови.
– Эй, эй! Не отворачивайся. В твоей штуке есть папка «Декоративные дети»?
Она нырнула под одеяло. Я уже собиралась встать и проверить сама, но под одеялом тускло засветился экран.
– Нет.
– Жаль. – Что я еще могла сказать. Пустая папка действовала мне на нервы, но приставать к каждой девочке я не собиралась.
– Я теперь N-130, – сказала она, вернув одеяло на нос.
– Я Х-011. А она, – я указала через плечо на храпящую Магду, – M-591.
– Меня зовут Надин. – Одеяло чуть сползло. Я разглядела ее круглые щеки и красивые полные губы.
– Яра.
– Мне страшно! – Надин говорила, почти не разжимая губ, комкала одеяло, глаза блестели от слез. – Что теперь с нами будет?
Она всхлипывала. Ее слова звенели в ушах.
– Я не знаю. – Я не умела лукавить, я сама боялась следующего мгновения, не говоря уже о следующем дне. – Мы еще живы. Раз они присвоили нам такие сложные цифры, не пожалели планшетов, значит, мы им для чего-то нужны. – Я выковыривала из себя поддержку. – Я обещала Магде, что мы выживем. Хочешь, тебе тоже пообещаю?
Когда мама особенно сильно ругала меня, я умудрялась точно так же находить в себе силы, желая при этом умереть.
– Для меня ты всегда будешь Ярой. Не забывай, пожалуйста, я – Надин.
Свет отключили. Видимо, решили, что остаток дня нам лучше спать. Они оказались правы, зал погрузился в дремоту посапывающих носов. Я пялилась в планшет, боролась со сном, но в итоге поддалась усталости и впечатлениям. Засыпая, я обещала девочке напротив, что для меня она навсегда останется Надин. Как я умудрилась наобещать столько всего?
Утро началось с падения с кровати. Прозвучал сигнал побудки. Я перекувыркнулась через край узкой койки и встретилась с полом. Приземление отдалось шлепком – так шмякается со стола гнилой помидор. Я как раз чувствовала себя битым помидором, бока ныли. Магда уже ретировалась к своей кровати и старательно произносила имя и фамилию. Стены выдавали девочкам одежду на новый день.
– Назови код, – подсказал кто-то, Магда почесала лоб и тихо произнесла свои цифры.
Стена выплюнула полотенце и что-то вроде прозрачных туфель. Магда с силой потрясла руку помощницы и прибежала ко мне, держа полученное высоко над головой.
– Тебе нельзя трогать других, – напомнила я вместо доброго утра, – и меня тоже не трогай.
Над нами постепенно светлел потолок. Без окон мы не сможем узнать, какое сейчас время суток: наступил новый день или это все одно бесконечное вчера. И почему надо вставать в четыре утра? Я и дома вставала рано, но солнце хотя бы уже взбиралось на небо. А теперь ни неба, ни солнца, ни сна.
– Х-011. – Я поборола желание постучать в стену.
Помимо полотенца и странных туфель, в утренний набор входили нижнее белье, штаны и рубашка, маленький зеленый кубик с надписью «средство по уходу за ротовой полостью» и кубик голубой, чуть побольше – «средство по уходу за телом». Зубы чистить я не любила. Зубная паста считалась у нас дефицитным продуктом, приходилось выдавливать по крупинке раз в неделю, а я отличалась умением намазать на палец полтюбика. «Завидуй, Макс, весь кубик для меня одной. Твои короткие ручки не дотянутся до моего затылка».
Девочки выстраивались в ряд. Хотели попасть в душ в первую смену. Двери разъехались. Вошли четыре Стирателя. Они разделили нас: в душ отправилось двадцать человек, мы с Магдой среди них. Двое Стирателей впереди, двое замыкают. Коридор извивался, огибал какое-то большое круглое помещение. Я шла пятнадцатой или шестнадцатой, вертела головой. Стены и потолок коридора – соединение гибких металлических пластин, которые стыковались с некоторым наложением, – походили на чешую. Мы шли по вывернутой наизнанку змее. Учителя с Ковчега однажды рассказывали необразованным детям историю о том, как человека проглотил кит. Он спасся в одной из камер желудка или кишки, жил там, даже книжки читал. А нас съела змея. Чешуйки мерцали голубыми прожилками. Я протянула руку, прожилки оказались холодными и мягкими. Свечение чуть угасло от нажатия.
– Х-011, руки по швам!
Я вытянулась в струнку. Стиратель, непроницаемый в своем шлеме, остаток пути шел рядом. Дотронуться до стены не считалось строгой ошибкой, решила я. Значит, можно пробовать, искать границу и балансировать на ней. Что еще получится? За что не накажут или накажут несильно?
Душевая пахнула горячим паром.
– Раздеться, выбрать полки, запомнить. Новые вещи на полку, старые в
