Он вам не Тишайший (СИ) - Шведов Вадим

Глава 12

Пастырь выполняет обещание и снова думает о деньгах

Горят свечи в моей комнате. За окном — сплошная темнота, и только где-то далеко мелькает огонёк сторожевого факела. Стоит тишина. Такая редкая в Кремле. И в этой тишине гулко стучит одна и та же мысль: что же я наделал?

Прошла всего неделя с момента выхода указа. Того самого, — дарующего свободу. Гласящего, что отныне все православные на Руси — вольные люди. Никто не может быть прикреплён к земле против воли. Никто не может быть продан как вещь. Никто не может быть насильно возвращён, если сбежал от господина.

На столе передо мной лежит копия указа. Я перечитываю ключевые строки: «…и да будет воля всякому православному христианину искать себе место жительства и промысла по совести и разумению своему, без прикрепления к земле или лицу господина…Отменяются урочные лета для сыска беглых…Запрещается купля-продажа людей, яко вещей…»

Голова гудит, но не от усталости, а от понимания масштаба содеянного. Я знаю, как должно быть по тем учебникам истории, что смутно всплывают в памяти из прошлой жизни. Бояре и дворяне должны были орать и требовать бессрочного сыска беглых. И цари, вроде моего отца, шли у них на поводу, продлевая сроки — пять лет, десять, пятнадцать…Пока не прикрепили навечно, оформив крепостное право. Но что оно, по сути? Мрачное ярмо на шее России на века. Тормоз, который не позволил стране нормально развиваться. Знаю, и не могу этого допустить. Не могу!

Вот только…реальность, она сложнее учебников. Крепостное право здесь ещё не стало той чудовищной, незыблемой скалой, во что превратилось позже. Оно только формировалось. Да, беглых — тьма. Леса, южные степи, Сибирь и даже бывшие белые слободы были полны тех, кто бежал от тягла, от господина, от беспросветности. Власти их постоянно ловили, возвращали, штрафовали. «Урочные лета» — это попытка как-то упорядочить этот хаос, дать помещикам шанс вернуть работника. Но в то же время это гнилой мост к тому самому вечному рабству. И можно бы укрепить его, выстроить каменные подпорки, юридически оформив крепостной строй и введя бессрочный сыск беглых. Но вместо этого я просто сжёг этот поганый мост. Дотла.

Почему? Да потому что вижу дальше! Уже сейчас строятся пристани. Скоро начнут работать новые мануфактуры. А ведь их нужно не только возводить, там ещё и работники требуются. А откуда их брать в таком количестве? Прикреплять к станку крепостных? Но разве будет с охотой учиться сложному ремеслу тот человек, чья жизнь не принадлежит ему самому? Разве у него будет желание что-нибудь улучшить, придумать новое? Нет. Он будет делать ровно столько, чтобы не получить батогов (палки или толстые прутья толщиной в палец с обрезанными концами, которые употреблялись для телесных наказаний). И качество будет соответствующее. А мне нужны умельцы у станка. Люди, которые захотят работать, потому что их труд будет на пользу всем, в том числе своей семье. Они должны осознавать, что рост их навыков будет приводить к увеличению собственных доходов. Как я в прошлой жизни — пел не из-под палки, а потому что душа просила! Так будет и здесь.

Да и не хочу мириться с мыслью, что один человек может владеть другим как вещью. Это противно моей натуре. Противно тому чувству свободы, что горело во мне, когда я вышел к народу после «чудесного исцеления». Люди поверили в Пастыря, а он, значит, должен в ответ превращать их в рабов…

Конечно, я понимал, что бояре и дворяне взвоют. Так и вышло. На заседании Думы после оглашения указа установилась гробовая тишина. Затем началось осторожное, но жёсткое давление. Не атакуя меня прямо. После недавних событий ребята научились осторожности. Но против этого указа они выступили с сильным аргументом.

— Государь, а как же поместное войско? — первым высказался князь Никита Иванович Одоевский. — Дворянин служит тебе верой и правдой, содержит коня, доспехи, оружие за счёт доходов с поместья. А если мужики разбегутся, то кто будет землю пахать? Кто службу обеспечит? Как он явится на смотр?

За ним подхватили и другие. Голоса звучали «озабоченно», но под заботой явно сквозила паника. Всё их положение и сила держались на прикреплённом к земле мужике. Отнять его — значит подрубить сук, на котором они сидят.

Я видел лицо Долгорукова. Юрий Алексеевич, глава Разрядного приказа с трудом скрывал эмоции. Бледный, он сжимал кулаки. Поместное войско — конница, одна из основ нашей армии, оказалась под угрозой исчезновения.

Так и получилось. Назад я не сдал. В переговорах надо придерживаться одной стратегии. Если уступишь в главном, то начнут прогибать и в остальном. Указ не отменил, а на скрытый шантаж ответил мягким согласием:

— Поместное войско отжило свой век. Времена меняются. Нам нужна регулярная, профессиональная армия. Вместо поместного войска должны быть солдаты, обученные строю, вооружённые единым оружием и получающие жалованье из казны. А ещё государство хочет офицеров, имеющих не только знатность, но и что-то понимающих в военном деле.

— Вы отказываетесь от поместного войска? — не мог поверить своим ушам Одоевский.

— Отказываемся. Государству больше не нужно ополчение. Во время Смоленской войны польские крылатые гусары подозрительно часто громили дворянскую конницу. Неорганизованные части больше не могут на равных держаться с профессиональными войсками. Но это не значит, что дворяне остаются не у дел. Они могут свободно поступать на службу в любое время. Выплачиваться им будет жалованье деньгами, мехами, но никак не живыми людьми.

Вроде уступил? С одной стороны, — да. Теперь знать не обязана выставлять поместную конницу. С другой стороны — нет. Наоборот. Отказался от слабого ополчения в пользу регулярной армии. Вот только на неё нужны были деньги, а для того, чтобы добыть средства, необходимы рабочие руки. Очень рискованный ход. Если за короткий срок казна не получит дохода, то страна останется без армии.

Знать не особо любила готовить войско. Уж больно затратное это было дело, а потому у сидящих в Думе бояр отлегло. Напряжение словно спало. Да, у них отобрали крепостных крестьян, но те и так постоянно убегали. Теперь придётся, конечно, нанимать рабочий люд на землю за долю урожая, но это всё лучше, чем ломать голову, как находить деньги для выставления вооружённого отряда.

У бояр с дворянами, может, и отлегло, но зато я набрал себе проблем. С этим указом возникла гора задач, и каждая казалась нерешаемой. Ведь отмена крепостничества — это только начало. Надо обеспечить людей землёй, чтобы они не бунтовали от голода и безысходности, — сильно сомневаюсь, что бояре сумеют в короткие сроки начать приглашать к себе крестьян на новых условиях. Хорошо есть конфискованные земли мятежников. Эти огромные массивы можно раздавать вольным крестьянам на льготных условиях с обязательством уплаты налогов.

А ещё — рабочие руки для мануфактур. Не факт, что крестьяне, привыкшие работать на земле, внезапно передумают и побегут на производство. Значит, надо заманивать хорошей оплатой, условиями, возможностями учёбы. А где найти специалистов для станков? Академия наук для этого не предназначена. Надо создавать государственные учебные заведения. Сейчас на Руси есть только приходские школы, да немного частных для богатых слоёв населения. Вот прямо-таки вижу, как будущие священники и детишки бояр рванут на предприятия, чтобы целый день там «пахать». И почему я раньше об этом не додумался? Не требовалось, вот и не думал. Вот напасть!

И армия…С ней как быть? Долгоруков уже принёс первые расчёты. Цифры астрономические. Содержать одного солдата регулярного полка выходит в разы дороже, чем дворянина с его собственным конём и оружием. А их нужно тысячи! Десятки тысяч!

Ловлю себя на мысли: не поспешил ли? Может, стоило отпустить проблему. Подумаешь, крепостные. До XIX века как-то Россия ведь терпела…Вот и гадкие мысли пошли. Пастырем, выходит, назвался, пообещал рай на земле, свободу, лучшую в мире страну, а теперь «сливаться»? Нет уж. Дать крепостничеству укорениться глубже — это значит потерять время и обречь страну на отсталость. Не могу такое допустить.