Шрам времени - Алекс Крэйтон

— Как города в проекциях, что мы видели? — спросил молодой Герман.

— Да, — ответила она. — Только хуже.

Там, где вы стояли — была лишь тень, слепок, инерция чьей-то погибшей памяти.

Но когда произойдёт просадка — тенью станет всё. И люди…

Люди станут чем-то вроде движущихся воспоминаний.

Не живыми, но и не мёртвыми.

Молодая Лида побледнела:

— Вы хотите сказать, что наш мир — только начало разрушения?

Старший Герман кивнул:

— Ваш — один из первых уровней, где всё пошло не так.

Если его не стабилизировать…волна дойдёт до всех остальных. Включая наш.

Молодой Герман всматривался в старших — и спросил то, что давно висело в воздухе:

— А вы… вы как оказались вместе?

Вы что — были парой?

Старшая Лида и старший Герман переглянулись и впервые в их взглядах мелькнула тёплая искра.

— Нет, — сказал старший Герман. — Поначалу мы были врагами.

— И инструментами, — уточнила старшая Лида, опустив взгляд.

— Меня использовали “верхние”. Я была связующим звеном. Могла стабилизировать участки разрывов — ценой собственных нейронов. Каждый раз, когда я “сшивала” пространство, часть меня оставалась в том слое.

Старший Герман добавил:

— А я… я был погонщиком. Охотником на тех, кто пытался сбежать из слоёв. Мне вживили первые модели нанотрубок, чтобы я мог выдерживать переходы между эпохами.

Но это разрушило моё тело.

— А потом мы встретились, — сказала старшая Лида.

— И поняли, что оба — расходный материал, — усмехнулся старший Герман.

Она кивнула:

— Мы ушли. Сбежали. Спрятались в “сером слое”, где время почти стоит.

И решили сделать то, чего “верхние” никогда бы нам не позволили.

Молодой Герман спросил:

— Что именно?

Старшая Лида подняла на него глаза:

— Спасти ту часть реальности, где вы живёте.

Даже если это нарушит все правила.

Даже если это разрушит наш мир.

Старший Герман медленно повернулся к проёму разлома.

— “Верхние” — это не боги. Не демоны.

Это просто… другая ветка человечества.

Та, что научилась управлять временем раньше, чем вы научились его понимать. Они окружили себя созданиями живущими в других мирах и они стали ихними глазами, ушами и телохранителями.

Старшая Лида добавила:

— Но у них есть одна слабость. Они верят не в жизнь, а в устойчивость.

Им плевать, сколько миров умрёт — если главный слой выстоит. Они считают главным тот слой, где впервые произошло синхронное наложение истории, — сказала старшая Лида.

— Там, где человечество впервые увидело “эхо будущего” и не сошло с ума, — добавил старший Герман.

Молодой Герман устало всплеснул руками:

— У меня голова идёт кругом от вашего словоблудия, я практически ничегошеньки не понимаю о чём идёт речь. Вы можете говорить попроще без этих ваших заумных словечек, я нихрена не понимаю чего у вас тут происходит вокруг.

Ответ старшего был холодным:

— Ваш мир — слабое звено. Тонкая нить.

Его хотят отрезать. Чтобы спасти остальные. Я не могу сейчас разжёвывать тебе всю информацию, принимай то что мы вам говорим без обсуждения.

Молодая Лида побледнела:

— То есть… мы — лишние?

Старшая Лида покачала головой:

— Нет. Вы — ключевые.

Потому что именно ваш мир… породил сбой.— Она подошла ближе и сказала тихо, почти шёпотом:

— Мир — это не линейная история. Это не дорога. Это ткань. И иногда… чтобы её исправить, нужно нить, которая сама не знает, как она важна.—Она коснулась груди молодой Лиды.— Ты — такая нить, точнее вы двое, друг без друга вы не сможете устранить причину и следствие.

Вы — не случайность. Вы — узел, в котором сходятся все ошибки,—Она посмотрела в разлом— И все надежды.

Старший Герман хотел что-то добавить, но внезапно всё пространство вокруг них дрогнуло — едва заметно, как если бы по глади воды прошла лёгкая рябь.

Молодая Лида вздрогнула:

— Это что… землетрясение?

— Нет, — старшая Лида резко обернулась к разлому. На её лице впервые появилось выражение страха. — Это они.

Разлом расширился сам по себе — неравномерно, рывками, словно ткань реальности кто-то тянул с другой стороны. Воздух стал тяжелее, гуще. Молодой Герман почувствовал, как вокруг медленно падают частички пыли — но когда взглянул вверх, понял, что это была … не пыль. Это секунды. Фрагменты времени, дробящиеся в воздухе, будто чешуйки.

Старший Герман рявкнул:

— Вздохните глубже и не двигайтесь! Они фиксируют движение по хроновибрациям!

— Кто “они”? — прошипел молодой Герман сквозь стиснутые зубы.

Но ответа не понадобилось.

Из разлома медленно выдвинулась тень.

Она не имела формы. Или — имела слишком много форм одновременно.

Глаза пытались ухватить её контуры, но они менялись, скользили, складывались как многослойный оригами из человеческих силуэтов, силуэтов животных, детских фигур, клочков одежды и лиц, мелькающих как на обрывочной киноплёнке.

Старшая Лида прошептала:

— Хроновид. Разведчик. Они уже здесь…

Голос существа прозвучал без звука — прямо внутри головы.

Холодный, ровный, нечеловеческий.

— Возврат нарушен. Слой нестабилен. Удалить.

Молодой Герман схватился за виски:

— Оно… оно говорит в моём мозгу!

— Оно не говорит, — сказал старший Герман мрачно. — Оно читает.

И ищет того, кто инициировал цикл.

Молодая Лида чувствуя ужас, пробормотала:

— Нас?.. Вы же сказали, что это ваша вина… ваших циклов…

Старшая Лида схватила её за запястье — сильно, до боли:

— Девочка. У верхних нет понятия “вина”.

Есть только “ресурс” и “помеха”.

А вы — помеха, которую они хотят удалить, чтобы цикл не повторился.

Хроновид начал разворачиваться.

Теперь он стал похож на вытянутую человеческую фигуру, но по её поверхности шевелились лица — чужие, незнакомые, мигающие, словно перескакивающие через сотни лет.

— ОНИ ПРОРВАЛИСЬ НЕ ОДНИ, — сдавленно произнёс старший Герман.

И правда — за тенью появился второй разлом, а затем третий.

Из них вытекал свет — белый, стерильный, безжизненный, как в операционном зале.

И в этом свете начали проступать фигуры.

Высокие, стройные, люди — но слишком идеальные. Слишком симметричные.

Кожа у них будто светилась слабым серебристым свечением, а по суставам проходили тонкие линии, словно их тела были собраны из гладких модулей.

— “Верхние”… — выдохнула старшая Лида. — Элитная группа стабилизации.

Если они здесь… значит, они сочли этот слой потерянным.

Один из верхних подошёл к краю разлома. Его голос прозвучал сразу в трёх