Шрам времени - Алекс Крэйтон
— Цикл сорок три. Подтверждён.
Узел обнаружен.
Он посмотрел прямо на молодых Лиду и Германа.
И реальность вокруг дрогнула. Не воздух, а сама структура пространства.
Линии домов слегка наклонились.
Асфальт под ногами стал мягким, как резина.
Тени поехали в стороны.
— Начинается просадка слоя! — крикнул старший Герман. — Они разрывают вашу реальность, чтобы обрушить её!
— Зачем?! — закричал молодой Герман.
Ответ был коротким:
— Удаление дефектного узла стабилизирует остальные слои.
— Зачем вы хотите уничтожить весь наш мир?! — вскрикнула молодая Лида, обращаясь к серебристой тени.
“Верхний” кивнул, как человек, объясняющий таблицу умножения:
— Ваш слой несовместим с устойчивостью хроно каркаса. Ваш мир — ошибка.
Старший Герман повернулся к молодому себе — жёстко, резко:
— Теперь понимаешь ПРИЧИНУ?!
Вас хотят стереть, чтобы сохранить остальное.
Старшая Лида, дрожала:
— Они не остановятся.
Хроновиды очистят пространство, а стабилизаторы взорвут временную ткань.
Через минуту здесь ничего не останется.
Даже воспоминаний.
Молодая Лида в слезах:
— Что же делать, есть какой-то выход?!
Старший Герман шагнул вперёд — и его глаза впервые вспыхнули холодным голубым светом нанотрубок.
— Делать то, что должны были сделать мы, но не смогли: закрыть хроно ключ и остановить падение цикла.
Сделать то, что сорок два раза мы не сумели.—Он протянул цилиндр молодому Герману:
— ТВОИ руки — единственные, которые ещё не сломаны. ТВОЙ разум — единственный, который не прожёгся циклами. Ты — единственный, кто может замкнуть петлю правильно.
Молодой Герман, с дрожью в голосе:
— Но я не знаю как…
Старшая Лида шагнула ближе к молодой, обняла её за плечи:
— Мы покажем. Но вам нужно бежать,
сейчас же!—За их спинами разломы вспыхнули ярче — и из них начали выходить новые фигуры. Больше. Организованнее. Страшнее.
“Верхние” пришли за ними.
Глава 14
Глава 14. Игра за реальность
Мир вокруг сжимался — не метафорически, а буквально: края улицы дрожали, набухали, втягивались внутрь, словно по асфальту прокатывалась гигантская, невидимая воронка.
Хроновиды выходили из разломов, как вода, прорывающая плотину. Верхние стояли неподвижно: гладкие лица, холодное серебряное сияние, абсолютная уверенность в собственной правоте.
Герман видел, как молодая Лида вцепилась в рукав старшей, а та — стиснула зубы, будто готовилась броситься под паровоз, лишь бы выиграть ещё несколько секунд.
И вдруг…
Герман — молодой — шагнул вперёд. Это не было храбростью или отчаянием, он просто внезапно ощутил спокойствие хищника, которое всегда охватывало его в самые безнадёжные моменты жизни.
То самое чувство, которое помогало ему когда-то на подпольных играх выживать среди людей, куда опаснее хроновидов.
Он выдохнул и сказал громко, отчётливо, так чтобы услышали все — даже те, кто говорил только мыслями:
— Стойте!
Силуэты замерли. Даже разлом, казалось, перестал расширяться.
— Вы хотите уничтожить слой, — произнёс Герман медленно, рассматривая фигуры неподдающиеся описанию. — Ладно, но… разве у вас нет понятия чести?
Серебристый, главный среди верхних, наклонил голову. Его голос прошёл сквозь сознание, как ледяная игла:
— У нас нет чести. Есть расчёт.
— Тогда давайте рассчитаем, — сказал Герман, и старший он сам посмотрел на своего младшего двойника с предчувствием катастрофы. — Предлагаю сделку. Вы играете в азартные игры?
Лида ахнула:
— Герман, ты… ты что несёшь?!
Но он уже не слушал.
Ему казалось, что весь мир сужается до одной идеи внезапно осенившей его— до образно говоря одной карты, лежащей в рукаве.
— Игра, — повторил он. — На кону наш мир. Или… его стирание. Если вы выигрываете — делайте, что хотите. Если побеждаю я — вы закрываете разлом и уходите. Навсегда.
Верхние молчали.
Хроновид, вытянутый и полупрозрачный, колыхался, как пламя.
Он выделил мыслеобраз — резкий, строгий:
— Игра недопустима. Решения принимаются согласно протоколам…—Но серебристый поднял руку и время вокруг словно дёрнулось.
Секунды перестали падать из воздуха. Разлом застыл. Даже старшие Лида и Герман замерли как фигуры из воска.
Только молодой Герман мог дышать.
Серебристый шагнул ближе. На его лице появилось что-то… похожее на любопытство.
— Игра… это понятие низших слоёв. Примитивная форма моделирования вероятностей. Почему ты предлагаешь именно игру?
Герман усмехнулся уголком губ:
— Потому что это то что я умею делать лучше всего.
— Ты не из этой временной реальности. Мы видим тебя и знаем откуда ты здесь появился. Хроно ошибка в лице этих людей переместила тебя сюда и ты выполняешь не свою миссию. Какое значение лично для тебя имеет этот мир, если ты живёшь в другом времени? Мы поглотим эту реальность, как делали уже не один раз. Люди примитивны и ничему не учатся, всё одно они уничтожат друг-друга рано или поздно. Мы поможем им в этом намного быстрее и создадим новую реальность.— На безликом образе серебристого появилось, что-то похожее на маску брезгливости.— Они захотели поиграть с пространством и временем думая, что это безобидно, но в итоге сделали проход и мы теперь беспрепятственно можем входить в него.
— Ты хочешь сказать, что до этого не могли этого делать?— Герман, что-то обдумывал и тянул время.
— Граница между мирами незыблема, если только, кто-то извне не разорвёт защитный контур. Эти люди хотели увидеть, что находится за пределами этой границы и в итоге поплатились за это уже не раз. Конечно они научились отматывать время назад, но постоянно совершали одни и те же ошибки и их мир исчезал. В этот раз разрыв стал слишком велик и мы лично пришли, чтобы раз и навсегда стереть его из этой части пространства ибо они слишком сильно расширили его.
— Уничтожить эти миры вы всегда успеете, но я прошу дать нам последний шанс всё исправить. Давайте сыграем в игру, так будет честно и никто не будет в обиде.
— В твоих словах скрывается хитрость, человек, ты явно хочешь обмануть нас.
— Послушайте, у нас на Земле во все времена, приговорённому к смерти давали последнее желание. Так пусть это будет последним желанием, сыграть со мной в игру, ставку в которой я уже озвучил.
Пауза тянулась долго. Возможно — вечность. А потом верхний произнёс:
— Мы согласны.
Внезапно город исчез.
Не растворился, не расплылся, — а именно исчез, как рисунок, стёртый гигантской ладонью. Вместо него открылось… нечто.
Герман стоял на