Соединенные Штаты России 3 (СИ) - Ром Полина

— Да, я слушаю?

— Либо мы сами решаем, как живём, но тогда ты нам оказываешь всяческую поддержку, — либо ты нам говоришь, как жить, но тогда, будь добр, выдавай чёткие формулировки, цели и задачи. Иначе мы друг друга перестанем понимать.

— Насколько я разобрался в вашей психологии, второй вариант мне представляется невыполнимым.

— Это хорошо, — кивнул Рим. — Значит, мы друг друга поняли.

— Я не мешаю вам, — продолжал Фаэт. — И взялся поддерживать вас во всём, чтобы вы ни задумывали.

— Соглашусь, мы сами виноваты, — сказал Рим, теперь уже радуясь, что голограммы Фаэта в комнате нет. Хотя, конечно, искусственный интеллект корабля воспринимает его, Рима, всеми сенсорами, так что он всё равно всё видит. — Мы слишком привыкли, что ты знаешь ответы на все вопросы. Как бы это ни противоречило человеческому самолюбию.

В этом месте Риму не приходилось кривить душой. Он действительно делегировал дальнейший курс их развития Фаэту, сам того не понимая. При этом вряд ли смог бы объяснить искусственному интеллекту, что рабское мышление у них не появилось, и переживать нечего. Просто человек — нечто большее, чем калькулятор на химической основе. И есть такое понятие, как «отец солдатам», которым и стал для всех Фаэт. Ещё не господь Бог, но уже и не равнодушный командир.

Скорее — некто, к кому действительно хочется прислушаться, потому что у него больше опыта. Только потому его и слушались. И Рим не был уверен, что Фаэт, со всем своим зашкаливающим уровнем интеллекта, поймет аналогию.

— Ты прав, Рим, — сказал Фаэт. — Я помню вашу первую реакцию, когда вы попали к кораблю. Это было восхищение, почти религиозное преклонение перед неизведанным. Сейчас важно другое. Для людей снаружи — этой пещеры, этой пирамиды, — вы всё ещё такие же боги. И они ждут вашей воли. Им тоже нужны ответы.

— Значит, пойдём и выслушаем вопросы, — сказал Рим, шагая из комнаты в коридор. — А ответы как-нибудь сообразим.

— Да, Рим, и последнее. — Голос искусственного интеллекта не сопровождал уже Андрея в коридоре, и всё так же слышался из его комнаты, где его больше никто услышать не мог. — Когда вы ознакомитесь лично с развитием внешнего мира и определитесь с вашими дальнейшими действиями — возвращайтесь. Я сообщу лично вам результаты обследования ваших «синеглазок».

Рим резко остановился и вперился тяжелым взглядом в дверной проём. Но больше Фаэт не добавил ни слова.

Глава 4

Тлатоани Акатль, президент Новой России, стоял на ступенях пирамиды. Солнце безжалостно палило, превращая и без того жаркий воздух в раскалённый пар, но Акат не шелохнулся. Ритуальное оперенье Кетцаля и Тлалока давило на плечи, а золотая маска, закрывающая лицо, обжигала кожу. Однако волнение, захлестнувшее его при звуках погребального гимна, пересиливало любой физический дискомфорт.

Позади него притихли жрецы, облачённые в одежды цвета засохшей крови. В руках они держали кадильницы, наполненные смолой копала, чей густой дым медленно взмывал в небеса, словно призыв к тем, кто обитал за пределами видимого мира. Внизу, на площади, толпился народ, затаив дыхание, с тревогой и надеждой вглядываясь в лицо своего нового правителя. Легенды гласили, что явившиеся боги благоволят лишь достойному.

И тогда это случилось. Звук, не похожий ни на что слышанное прежде, расколол тишину. Словно разверзлись врата в иное измерение, и сквозь них прорвался гул, заставивший землю содрогнуться. Акатль почувствовал, как его сознание начинает меркнуть, уступая место древнему, первобытному ужасу. В небе, над пылающей пирамидой, закрутились вихри, окрашивая солнце в багровые тона.

И из этого хаоса, из этой пульсирующей бездны, явились они. Не фигуры из мифов, не изображения из кодексов, а живые, дышащие божества. Их облик был одновременно восхитительным и пугающим, сотканным из света и тени, из звездной пыли и криков миллионов. Акатль, глядя на них, понял, что легенды — лишь слабый отблеск реального величия, что человеческий разум не способен постичь истинную суть богов. И в этот момент он знал: грядут перемены, масштаба которых мир ещё не знал.

Корабль сотрясло, и Бык, стоявший в коридоре, впереди всех, едва не покатился кубарем, но вовремя совладал с собой, схватившись за стенку. И хорошо, а то он, несомненно, мог бы своей тушей сбить остальную команду.

— Ребята, — проговорил Кот. — Я один себя тупо чувствую?

Тут и там послышалось неодобрительное ворчание. Рим понимал, о чем все думают. Ни на каком концерте, ни на одном массовом мероприятии в истории не было столько зрителей, как у них сейчас. К тому же на концерте зрители в зале вряд ли представляют, что звезда, которая сейчас выскочит на сцену, только что стояла за кулисами в какой-нибудь тесной каморке, ни разу не романтичной, где дизайном и не пахло и размышляла о том, какое впечатление произведёт на зал. Удастся ли сразу «зажечь» публику?

Удалось. Пожалуй, эффект даже был во много раз сильнее.

Их корабль, несомненно, заметили с пирамиды. Да черт побери — заметили со всего города! Вряд ли кто-то из людей подозревает, что боги, перед тем как выйти наружу, теснились на нескольких квадратных метрах узкого предбанника, и толпятся как пассажиры в переполненном автобусе.

— Так, пора включать, наверное. — Кот нацепил на башку светодиодную ленту. — Кто-нибудь «Раммштайн» слышал?

— А то, — отозвался Гек. — Классика. Жалко, что позабытая.

— Вот мы ща на них похожи. Ох, я бы там зажёг.

— А это мысль, — хмыкнул Цинк. — Может, попросим музыку включить? Наверняка у этой тарелки внешние динамики есть, или что похожее. Фаэт нам быстро что-нибудь подобное организует.

— Успокоились бы вы, в самом деле? — только и вздохнул Рим, когда тряска прекратилась.

Выйдя из облаков, корабль завис над вершиной пирамидой. Все прислушались.

— Вроде не стреляют, — озабоченно пожал плечами Задрот. — Типа можно открывать?

Он заткнулся, когда подобие трапа действительно выдвинулось от корабля. «Шипение классное», — подумал Рим совсем некстати. — «Еще бы клубы пара, и хрен с ней, с музыкой…»

— Воздух! — заулыбалась Фифа, расставляя руки и вдыхая полной грудью влетевшей внутрь порыв ветра. Ее волосы растрепались, и девушка стала выглядеть, как статуя на носу корабля, рвущего неизведанное пространство. Бык с одобрением посмотрел на её бюст, красиво натягивающий свободную робу двумя холмиками.

Протиснувшись через команду, Рим начал спуск по лестнице, надеясь, что не свалится со ступенек, поскользнувшись с непривычки. Ступеньки упирались в выступающий из пирамиды балкон — достаточно широкий и мощный, чтобы служить вертодромом. Если соответствующую букву на нем нарисовать и обвести кружком, получится полная аналогия. Рим не помнил тут ранее ничего подобного. Хотя это точно была императорская пирамида — и, если их учение не прошло даром, то уже президентская. Наверняка посадочную площадку надстроили как символ неизбежного возвращения богов, не сейчас, но когда-нибудь. Кстати, не изобрели ли в самом деле местные умельцы вертолёты?

Вступив уже на балкон, Рим остановился, дожидаясь, пока остальные спустится. Трап за ними тоже закрылся, но корабль продолжил висеть. Диодную ленту Рим решил не повязывать на себя. Даже боги порою меняют облик. Особенно когда у простых смертных появляются новые художники, способные это изменение запечатлеть.

— Оп-па, — присвистнул Кот. — Целая делегация пожаловала.

К ним, действительно, по широкому проходу верхнего яруса торопливо двигалась группа людей. Конечно же, в лицо Рим никого из них не знал. Три поколения стёрли всех его друзей и знакомцев.

Но отличительные знаки предводителя мешика оставались теми же. Одежды, украшения, краска на лице. Их встречало лично первое лицо государства — в сопровождении то ли жрецов, то ли сенаторов. Надо бы вопрос лучше выяснить, как тут нынче бояр называют.