Телохранитель Генсека. Том 3 (СИ) - Алмазный Петр

«Михаил Горбачев — будущий Генеральный Секретарь Советского Союза?», — написал Джон Мастерс, именно так — с вопросом. Статья была полна многозначительных намеков: «Что стоит за экстренным визитом советской делегации сразу же после принятия новой конституции? До сих пор мы не имеем официальной версии об истинных причинах смерти министра внутренних дел СССР Николая Щелокова и председателя КГБ Юрия Андропова. Экспертному сообществу давно известно об их взаимной неприязни. Как же получилось, что непримиримые враги одновременно ушли из жизни, освободив место людям, бесконечно преданным Леониду Брежневу — Цвигуну и Циневу? По меткому выражению Уинстона Черчилля, кремлевская политика — это схватка бульдогов под ковром: ничего не видно, но из-под ковра летят куски мяса. Кто „загрыз“ двух таких матерых политиков? Поэтому визит самого молодого и самого перспективного секретаря ЦК КПСС видится совсем в другом свете. Как недавно появившийся на политической сцене Михаил Горбачев смог обойти таких матерых политиков, как Андропов и Щелоков? Или мы чего-то о нем не знаем? Еще вопрос: почему господин Брежнев приставил к Горбачеву своего личного охранника? И не простого, а заместителя начальника своей охраны Владимира Медведева»…

За такое количество политических сплетен я был готов расцеловать Мастерса. Полная чушь, но поддерживающая теории заговора и выставляющая Горбачева в невыгодном свете.

Когда мы собрались за большим столом на завтрак, было заметно, что газету с утра читал не только я. Луньков выглядел напряженным, хоть и старался не подавать вида. Старая дипломатическая школа — при любых поворотах событий сохранять спокойствие. Хотя в мыслях его читались и возмущение поведением Горбачевых, и тревога за собственное будущее. А Горбачев, тоже с утра прочитавший перевод статьи, наоборот радовался — предположения Мастерса настолько тешили его самолюбие, что затмевали прочие мысли и чувства.

— Вы читали, что эти акулы пера себе позволяют? — с наигранным возмущением сказал Михаил Сергеевич, на самом деле польщенный вниманием западной прессы к своей персоне. — Я ничего подобного вчера не говорил. Не политическая аналитика, а сказки и враки. И откуда они такое выкапывают? Напридумывают детективных историй, чтобы только заинтриговать читателей… Но в целом статья благожелательная.

Мысли его были полностью противоположны словам: «Вот ведь правильно говорят: со стороны виднее. А я себя недооцениваю, все скромничаю… Напрасно, напрасно. Раечка всегда говорила, что я достоин большего. Оказывается, не просто большего, а даже наивысшего государственного поста! Считают меня настолько сильным, что я превзошел Андропова и Щелокова! А ведь может где-то они по большому счету и правы. Ведь сколько я всяких сигналов посылал в ЦК и лично Леониду Ильичу. Оценили, заметили. Теперь после этой поездки прямой путь в Политбюро и выше»…

«Вот ведь глупец. После такой статьи тебя уберут куда-нибудь в Биробиджан и ты оттуда никогда не вылезешь», — думал Луньков. Но вслух посол сказал совершенно другое:

— Я рад за вас, Михаил Сергеевич. Надеюсь, что и вся остальная пресса будет столь же объективной.

Сарказма в его словах Горбачев не заметил. Он вообще не считывал сарказм, принимая каждое слово за чистую монету.

— Но вы же поработаете с прессой? Вы же их всех знаете.

«Это с Советской прессой можно поработать, а западной прессе рты не заткнуть», — подумал посол и сказал:

— Обязательно поработаем, Михаил Сергеевич. Наши специалисты всегда держат руку на пульсе.

Мыслей Раисы Максимовны я не читал, так как «ее превосходительство» с утра «не пожелали» спуститься к завтраку. Кофе ей подали прямо в постель, о чем с негативными эпитетами в адрес супруги Горбачева вспоминала сейчас официантка Лорочка.

Наши простонародные депутаты — рабочий и колхозница — вели себя на удивление деликатно. И манеры у них были даже лучше, чем у того же Горбачева. В таких ситуациях уж лучше чрезмерная скромность и скованность, чем развязность и вальяжность.

— Михаил Сергеевич, у вас сегодня очень важный день. Выступление перед парламентом. Это экзамен на политическую зрелость, — предупредил Горбачева Луньков.

— Я, конечно, благодарен, Николай Митрофанович, за отеческий совет, но можете не беспокоиться по этому поводу. Мы всю ночь с Раисой Максимовной готовились, и речь репетировали, и книжки штудировали. И переводчик у нас хороший — товарищ Палажченко. Павел Русланович не подведет!

«Да уж, Паша действительно не подведет. И ты ему в подметки не годишься, ворона в павлиньих перьях. Не зря его дернули из Нью-Йорка, может спасет ситуацию, если тебя слишком уж занесет», — подумал посол.

А вот это нежданчик для меня. Я как раз-таки был не против, чтоб Горбачев наплел перед парламентом с три короба глупостей. А Павел Палажченко действительно сумеет спасти его от полного провала. Самое главное достоинство Павла Руслановича — он всегда знал, что от него хотят услышать и переводил косноязычную речь некоторых советских политиков в четкие англоязычные формы, вкладывая нужный смысл, но сглаживая все острые углы.

Палажченко начал изучать английский с раннего детства. Его мать преподавала этот язык в школе. На данный момент он, кроме английского, свободно говорил на французском, немецком, испанском, итальянском и Бог еще знает на каких языках. Лучший переводчик русской секции службы устного перевода секретариата ООН. Помимо свободного владения языка, Палажченко так же свободно, несмотря на очень юный для политических кругов возраст — ему в 1977-м еще не было и тридцати — ориентировался в политической картине мира.

Примерно через час к зданию посольства подъехал черный «Роллс-Ройс». Я усмехнулся — Горбачева принимают по высшему разряду. Понятно, гость парламента, но думаю, что утренняя статья Мастерса тоже подняла статус Горби в глазах британцев еще больше.

Нам пришлось добираться до Вестминстер-холла на транспорте посольства. Но принимающая сторона, обеспечивая безопасность, все делала грамотно и четко. Я не заметил со стороны охраны каких-либо ошибок, чтобы иметь претензии.

Представители службы безопасности работали корректно, не задавали лишних вопросов, просто делали свою работу. В ложе прессы, куда меня проводили английские безопасники, я заметил Мастерса. Он кивнул, приветствуя меня, и подал наушники синхронного перевода. Я сел в кресло рядом с ним.

— Переводит мистер Пала-сс-шэнко отчень интересно! — сообщил он с радостным предвкушением.

Я же слушал речь Горбачева с двойственным чувством. Смесь брезгливости с вынужденным признанием его большого таланта — искусства болтуна. Именно, что не ораторского искусства, а таланта болтать много и ни о чем. Обволакивать паутиной малозначащих фраз и неопределенных обещаний.

Палажченко переводил виртуозно, вкладывая смысл в пустые фразы и умело жонглируя эмоциями слушателей. Зал отзывался на этот перевод бурно, то и дело слышались аплодисменты обычно сдержанных и чопорных британских парламентариев.

— Мистер Медведефф, дайте мне ответ. Самый простой ответ. Только «да» или «нет» — мне будет этого достаточно, — тихо попросил Мастерс, хитро глянув на меня. — Мистер Горбачефф займет место Леонида Брежнева?

Я ничего не стал отвечать Мастерсу, неопределенно пожав плечами.

Горбачев между тем уже заканчивал свою речь:

— Я здесь для того, чтобы сказать глубоко уважаемым парламентариям и всему великобританскому народу, что мы — за мир! Прочный, длительный, и взаимовыгодный мир станет немножко ближе. И я думаю, что настанет момент, когда простые англичане и простые русские люди соберутся на совместный пикник на зеленых лужайках Гайд-парка или на высоких берегах Волги и принесут свои любимые пироги, бутерброды, сэндвичи, и запьют это хорошим английским элем или простым русским квасом!

Я не большой знаток английского, но то, что говорил Палажченко, имело весьма отдаленное отношение к буквальному тексту, который произносил с трибуны Горбачев.