Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки (СИ) - Хренов Алексей

Самый конец марта 1938 года. Аэродром Ханькоу, основная авиабаза советских «добровольцев».

Через неделю, когда противный северный ветер, наконец, сменился на тёплый юго-западный, советский самолёт с гордой надписью «Аэрофлот», уже два дня прячущийся под камышовыми циновками от японских агрессоров, неторопливо вырулил на взлётную полосу аэродрома Нинбо.

— Экипаж прощается с вами и желает приятного полёта на борту нашего бензовоза! — весело объявил Лёха, подтягивая ремень. Сегодня он сидел на небольшом стуле прямо за спиной пилота. Караулов высказал всё, что он думает про армию, флот, войну, японцев, китайцев и двинул рычаги управления двигателей.

Самолёт действительно напоминал бензовоз — в своём нутре он вёз в основном бензин, немного масла, приличное количество пачек китайских желтоватых печатных изданий и одну небольшую деревянную «бомбу», раскрашенную в весёленькие цвета японского флага.

Тут стоит уточнить, что настоящих бомб нашему попаданцу не дали. По старой привычке, решив усилить воспитательный эффект парочкой взрывоопасных аргументов, Лёха нарвался на коллективный ужас — вокруг замахали руками, забегали, и всё закончилось ссылкой на волю самого великого вождя. Никак нельзя! Миссия политическая, строго агитационная, без оружия и прочих взрывоопасных излишеств.

— Даже насрать им на голову и не думай, — поддержал вождя Кузьмич.

Но мы, как говорится, тоже не лыком шиты. Лёха, за два дня вынужденного безделья в Нинбо, организовал «агитационный материал» — всё строго с формулировкой из телеграммы. Деревянную болванку старательно обклеили китайскими газетами, разрисовали тушью в национальном духе и дописали послания. Самое из приличных, если перевести китайские иероглифы на русский, звучало примерно так:

«Чтоб вас в аду любили демоны во все тыловые отверстия, извращенцы нетрадиционные!»

Надо сказать, что он с таким искренним и почти детским удовольствием воспользовался теорией Кузьмича о том, что «каждая женская истерика — это всего лишь вовремя не начавшаяся мужская командировка».

И теперь вот — улетал в командировку. Ха! Обхохочитесь! На Родину!

Самый конец марта 1938 года. Апартаменты одного советского добровольца, пригороды Ханькоу .

Дома Машу наконец-то накрыла истерика. Она держалась весь путь, пока её трясло в рикше, пока Кузьмич рассуждал о пользе банановой кожуры в ближнем бою, пока Ван нёс бессмысленную чушь про духов, охраняющих его белую госпожу. Но как только дверь за ними захлопнулась, ниточка оборвалась.

Маша осела на стул, прижала ладони к лицу и зарыдала. Сначала тихо, потом всё громче — так, будто из неё вырывали комья страха и накопленной усталости. Лёха стоял рядом, не зная, что делать. Потом сел рядом и осторожно притянул её к себе.

Она рыдала, уткнувшись ему в плечо, пока сквозь всхлипы не прорвалось первое связное слово.

— Они… — выдохнула она, — они сказали, что всё знают. Про лётчиков… про вас… про Харбин… про маму… Ы-ы-ы-ы-ы!

Минут через двадцать слёз и соплей Лёха наконец вытер машиным рукавом Машино лицо и, криво усмехнувшись, произнёс:

— Ну надо же, угораздило… живу, значит, с белогвардейским и японским шпионом в одном лице. И в прочих частях тела. Симпатичным, конечно, шпионом!

Маша всхлипнула, но в уголках губ дрогнула тень улыбки.

Лёха вздохнул, потер лоб и добавил уже мягче:

— Шпион! А что ты тут сидишь! Будем воспитательный момент проводить! Ну-ка разворачивайся к стене передом, ко мне задом! Ща, гномы откачают Белоснежку!

И юбка несмело, но шустро поползла вниз…

Он налил ей воды, подал платок, утереть слёзы и, пока она приходила в себя, тихо спросил:

— Паспорт у тебя хоть есть настоящий?

Оказалось, есть. Нансеновский. Серая книжечка с печатями и харбинской регистрацией.

На следующий день, ближе к рассвету, в Париже упитанного банкира Серхио скинуло с кровати телефонным громом. Что стоило организовать звонок из Ханькоу в Париж — мы даже вспоминать не будем, да еще так, что бы никто об этом не знал.

Но сонный Серхио успел схватить трубку — и обомлел. Из далёкой трубки донёсся искаженный расстоянием, но знакомый до боли весёлый голос:

— Ола, Серхио! Как дела? В дверь-то ещё пролезаешь или совсем растолстел от французских обедов? Элька родила тебе девочку?

Мендоса заморгал, оглядел комнату, потом сел прямо на край постели.

— Мы работаем над этим. Тьфу! Алекс… ты что ли?.. Откуда ты звонишь, чёрт тебя побери⁈

— Из Китая, дружище! — бодро сообщил Лёха. — У меня к тебе просьба — короткая и человечная.

Банкир в ужасе крикнул:

— Алекс! Подожди! — и в течении трех минут вываливал на него всё, что накопилось по делам.

Выслушав ответ по существу волновавших его вопросов, Серхио вновь был остановлен фразой:

— Я к тебе пришлю барышню. Да знаю я, что ты счастливо женат! Только попробуй! Просто помоги ей устроиться. Завтра пришлёшь телеграмму с приглашением во французское посольство в Ханькоу. Диктую данные…

На другом конце провода Серхио грустно замолчал. Потом устало выдохнул:

— Алекс… Ну какое завтра⁈ Что?.. А… Ну… Ну ты так бы и сказал. Завтра так завтра. Но ты хоть понимаешь, сколько… Хорошо-хорошо! Завтра! У нас только — четыре утра! Ладно! Я уже бегу!

На следующий день во французское консульство в Ханькоу пришла телеграмма из Service des visas et des passeports, Ministère des Affaires étrangères, Paris — Отдела виз и паспортов Министерства иностранных дел Франции, Париж.

«Просим обеспечить въезд во Францию гражданки… обладательницы паспорта Лиги Наций, для урегулирования личных дел. Срочно. Подпись: Secrétaire général du Ministère des Affaires étrangères, Paris.» (Генеральный секретарь Министерства иностранных дел Франции — первый заместитель министра.)

Консул-француз, уставший от этого проклятого Китая, от местных интриг и китайских девок и местной жизни, бросил взгляд на бумагу, поднял глаза на принесшего её клерка и хмыкнул:

— Париж? Вот ты, Марсель, можешь организовать такую телеграмму с такой подписью? Нет? А я? Ну… наверное, я могу. Если как следует напрячься. Очень напрячься. Но даже боюсь представить, скольких обещаний мне это будет стоить… Так что — это прилетело с самого верха. Сегодня же выпиши визу этой… проститу… прости, барышне!

А в далёком Париже, бывший испанский банкир Серхио Гонсалез, с чувством глубочайшего внутреннего удовлетворения, списал с личного счета Алекса неприлично приличную сумму. Потом он мстительно улыбнулся, налил себе тридцать, подумал и нет, пятьдесят грамм коньячку и не удержался от короткой приписки в графе примечания: Dépenses galantes — «На прелести жизни».

Конец первой книги.

Продолжение приключений Лёхи Хренова в Китае — Книга вторая.

https://author.today/work/498694

Вперёд — к небу, к любви, приключениям и опасностям.