Тени зимы (СИ) - Волков Тим

Больные все были на месте и напуганными вовсе не выглядели, доктор с помощником тоже уже пришли в себя. Лишь только Глафира плакала, рыдала навзрыд — только теперь понимая, что могло быть с ней и ее сотоварищами.

— Ну, ну, девочка! — подойдя, Алексей Николаевич потрепал санитарку по волосам. — Ты вела себя очень разумно и храбро.

— У-у-у, — не успокаивалась девушка. — У-у-у…

— Может, успокоительного? — врач вытащи шприц. — Укол…

— Не надо укол, Леонид Андреевич! — перестав плакать, возразила Глафира. — Я сама упокоюсь… уже… Ой, а если б они. у-у-у…

— Так! Глафира! — Пронин понял руку. — Вообще, как тут все было-то?

— Да как… — нервно дернулся доктор (Леонид Лебедев, как тут же представил председатель). — Вошли двое, сказали кого-то приехали навестить… Тут же мне под нос — наган! Сказали — дернешься — перестреляем всех больных! Затолкали в изолятор… туда же и Романа…

— А меня заставили все из шкафов вытаскивать, — Глафира все же пришла в себя. — Вон, целый мешок набили…

— Ага, ага, поглядим… — уселся на корточки Гробовский. — А вы, господа медики, коли не затруднит — осмотрите убитых. Причину смерти ведь вам писать.

Председатель махнул рукой:

— Давайте, ребята… Ну, что тут?

— Странный набор, — усмехнулся Алексей Николаевич. — Морфина не так уж и много. Эфир, бинты, йод…

— Ничего странного, — поясняя, Глафира чуть-чуть улыбнулась. — Это все для операций, для перевязок, для дезинфекции…

— Я и говорю — странный! — сыскарь покачал головой. — Что же они, госпиталь себе решили завести?

Госпиталь…

Что-то сверкнуло в мозгу. Какая-то мысль. До конца еще не оформилась, просто мелькнула и пропала…

Тут в смотровую заглянул Лебедев. Снял окровавленные перчатки, бросил в ведро:

— У худого в груди хорошая такая рана!

— Как это — в груди? — Гробовский изумленно хлопнул глазами. — Я же ему башку разворотил!

— В груди — тоже рана, — с усмешкой пояснил Леонид. — Только залеченная. Заштопана недавно, но так что — любо-дорого посмотреть! Видать, в городе операцию делали. Тайно!

Глава 4

— Рану в груди? Неделю назад? К-х-м… — хирург городской больницы № 3 господин Мельников был раздражен — его отвлекали от его обеденного часа какими-то странными непонятными расспросами не менее странный гражданин. В котомке ждала приготовленная женой картошка в мундирах, заботливо завернутая в полотенце, чтобы не остыла, сало с прожилками мяса, хлеб. А тут этот нарисовался…

— Константин Михайлович, пожалуйста, припомните. Очень важная информация.

— Я же говорю вам… — доктор вопросительно глянул на гостя, пытаясь припомнить его имя.

— Алексей Николаевич, — подсказал Гробовский.

— Я же говорю вам, Алексей Николаевич, что не было у меня таких пациентов за последнюю неделю. С ранением в ногу — был, в плечо был, даже двое. И даже с головой приходил — ему пуля ухо отсекла. А вот чтобы в грудь — такого не было.

— Уверены?

— Еще как. Товарищ, я попрошу, у меня времени осталось совсем ничего, а мне потом еще смену целую на ногах. Отдохнуть хочу хоть немного, да перекусить.

Гробовский не стал докучать ему дальше, попрощался с врачом и вышел. Быстро поймал фаэтон, домчал до северной части Зареченска. Там, в пятом доме по улице Маяковского нашел находящегося в отпуске некоего Воронцова — старого хирурга с умными, пронзительными глазами.

— Доктор Воронцов?

— Слушаю вас, молодой человек.

— Мне нужна консультация. Не по пациенту. По ране.

— А вы собственно… — вопросительно посмотрел доктор на гостя.

Гробовский протянул справку. Воронцов внимательно ее прочитал.

— Внештатный сотрудник милиции? — доктор скептически поднял бровь. — Я вообще-то клинический хирург, товарищ, а не судмедэксперт.

— Дело… государственной важности, — соврав, выдохнул Гробовский. Он достал из внутреннего кармана блокнот и развернул его на странице с зарисовкой, которую со всей тщательностью сделал сам. — Вот. Огнестрельное ранение в грудь. Пуля вошла здесь, ниже ключицы. Ее извлекли. Рана была зашита. Около недели назад. Я ищу того, кто сделал эту операцию.

Воронцов нахмурился, снял очки, протер стекла и снова надел, внимательно вглядываясь в схематичный, но точный рисунок. Принялся водить пальцем по бумаге, бормоча что-то себе под нос.

— Гм… Входное отверстие… Глубина… Интересно… И что же вам надо от меня?

— Подскажите, случаем не вы делали такую операцию на прошлой неделе?

— Однозначно нет, — Воронцов покачал головой. — Но… — Он снова уткнулся в рисунок, тыча в него пальцем. — Это вы с натуры срисовывали?

— Я. Сделал все в точном масштабе и точностью. Хотел фотографию сделать, да не успел.

— Рисунок вполне хорошо все показывает, — покачал головой Воронцов. — Вот смотрите. Видите, как изображены швы?

Гробовский наклонился.

— Вижу. А что?

— Ровная, дугообразная линия разреза. Четкая, без «зазубрин». Это значит, разрез делали уверенно, одним движением скальпеля, не «пилили» кожу. — Воронцов провел пальцем по линии. — А вот шов… Обратите внимание на расстояние между стежками. Оно идеально одинаковое. И глубина проколов… Видите, как они симметричны? Работал явно не дилетант, а кто-то из нашего брата. Тот, кто делал подобное сотни раз.

Гробовский присмотрелся.

— Игла шла под правильным углом, — продолжил Воронцов. — Шовный материал… судя по тому, как быстро и чисто все зажило, потому что на рисунке нет характерный пятен — кетгут или шелк, а не простая льняная нитка. И самое главное — видите этот изгиб? Шов повторяет анатомическую кривизну тела, чтобы избежать натяжения кожи. Это высший пилотаж. Так шьют не просто чтобы «закрыть дыру», а чтобы минимизировать рубцевание и обеспечить максимальное заживление.

Воронцов снял очки и снова протер их, тяжело вздыхая.

— Нет, товарищ. Я не делал эту операцию. Но по белому завидую. Хотел бы я такого доктора видеть в нашей больнице. Надеюсь смог хоть чем-то помочь?

— Благодарю вас, доктор, — поднялся Гробовский. — Вы не представляете, какую помощь оказали.

— Надеюсь, это поможет найти того, кого вы ищете, — устало произнес Воронцов.

— И я на это надеюсь.

Это был уже четвертый доктор, к которому пришел Алексей Николаевич. Цель вполне понятная — найти того, кто зашивал рану бандита. Но никто — ни в городской больнице, ни даже в частной практике, — ему не помог. Не было таких пациентов. Никто не оперировал молодого мужчину с огнестрельным ранением в грудь в последние недели. Никто. Значит бандит не лечился в городе. Тогда где? В селах таких врачей нет. Странно.

Гробовский вышел на крыльцо дома, закурил. День клонился к вечеру, над городом висела тяжелая, промозглая мгла. Странно все получается. Что дальше? Попытаться узнать кто же такой этот налетчик со странной раной на груди? Этим уже занимается Лаврентьев. Остается только ждать и… возвращаться в Зарное.

После городской суеты тихое, продутое ветрами село казалось островком спокойствия. По пути Гробовский все же зашел к Прониным, и в большей степени к Анюте. Не смотря на возраст, она могла очень сильно помочь в поисках Ивана Павловича. Тем более, что она единственная, кто видел доктора в последний раз.

Анютка Пронина встретила его с серьезным, не по-детски взрослым лицом.

— Алексей Николаевич! Вы вернулись. Что в городе?

— В городе — суета, Анюта, — честно признался он, опускаясь на одно колено, чтобы быть с ней на одном уровне. — Я вот к тебе по какому поводу…

— Иван Павлович? — тут же догадалась девочка.

— Верно, он самый.

Гробовский грустно улыбнулся. Неужели даже простой ребенок уже может прочитать его? Впрочем, Анюта далеко не простой ребёнок.

Он посмотрел девочке прямо в глаза.

— Ты говорила, что ваши скауты все вокруг облазили. Ты бы поспрашивала у своих, может, кто-то еще видел что-то в тот день на реке? Не обязательно доктора. Не обязательно в тот же час, может раньше, может позже. Главное — тот самый день. Спроси, видели ли хоть что-то — может, кусок ткани какой зацепился за корягу? Или лодка какая-нибудь чужая? Может, кто-то посторонний в тех местах был? Любая мелочь может быть важна.