Ловкач - Ник Перумов

…Но сам я уже знал — что-то здесь именно не так. И очень сильно не так — с этим их «Детским хором», где, по словам той же Ванды, верхушка отнюдь не желала «бороться с Плесенью».

Мигель и остальные всё ждали, бездействовали. А сам Мигель ещё и подбадривал. Но вот Завязь пошла в рост, я понял, чем является этот мир для Лигуора — и теперь должен, обязан был это остановить.

— «Детский хор», они всё знают, — бросила меж тем Ванда, обернувшись ко мне. — Это война, Ловкач. Стратегия. Необходимые жертвы. Один брошенный город — чтобы спасти страну. Один мир — чтобы их выжило тысячи. Мы — всего лишь маленькая клетка на огромной доске.

— Замечательно, — сказал я. — Только нас, как я погляжу, забыли спросить, хотим ли мы быть этой клеткой.

— Вас никто и не собирался спрашивать, — ухмыльнулась Ванда. Глаза её, по-прежнему без радужки и зрачков, бездонной черноты, смотрелись дико и жутко. — Ты своё дело сделал, Ловкач. Не настолько хорошо, как ожидалось, но сделал. Врата, хоть и с грехом пополам, но открыл. А теперь я помогу нашим братьям, таким же мстителям, шагнуть через порог.

«Брат, брат, брат… — донеслось до меня. — Брат, что делается?»

— Никто никуда не шагнёт!

Я двинулся вперёд, готовый прорываться — в конце концов, я не из этого мира, то, что остановило Александру, я должен вскрыть. Восьмиглаз послушно развернул незримую для других картину — я видел нити Астрала, их сплетения, колебания, их дрожь — и уже намечал точку рассекающего удара.

«Не трогай Завязь, брат, — прошелестели голоса. — Ты свое сделал. Теперь мы».

— Нет уж, — прохрипел я. — Хватит.

Ломая чужую волю, я двинул все три боевых конструкта разом. В темя мне словно ткнули раскалённым железом, но контроль над всеми тремя вновь вернулся во мне. Я посылал их в бой не так, как меня учили в далёком прошлом — по очереди, согласно схемам и правилам, а грубо, в лоб, чтобы рассечь, протиснуться, отбить.

Я щедро черпал силу у распускающейся Завязи — корни её жадно тянулись вглубь земли, к Узлу. Но на пути у них вставали, один за другим, угрюмые молчаливые стражи — рунные камни. Их тут оказалось не один и не два, не три и не десять, я даже не мог теперь определить с точностью — сотня? Две? Три? Сейчас они сдерживали распускающуюся и растущую Завязь, гасли и гибли сами, но всё ещё сдерживали, выигрывая драгоценные секунды.

Секунды, в которые я мог подготовить удар.

Это была рискованная игра. Но зато я видел, куда оно всё уходит, прозревал огнистыми цепями помеченные каналы, сокрытые для остальных.

И за это стоило заплатить любую цену. За окончательное, твёрдое и последнее доказательство.

Конструкты мои меж тем держались еле-еле — слишком велик был напор оттуда, из-за грани тонкого мира. И Ванда теперь застыла, глаза её по-прежнему заполнял мрак — она тоже работала с Астралом. Александра, Гвоздь, баба Вера и Сапожок — все смотрели на меня. Ну же, давай, приказывай, говорили мне их взгляды. Что же ты медлишь? Чего ждёшь?..

Мне хотелось им кивнуть, но я просто отсчитывал, не размениваясь на знаки. Ещё чуть-чуть. Самую малость. Сейчас!

Я отдал команду, быструю и короткую. Конструкты развернулись, они уже не пытались добраться до Завязи. Вместо этого они ринулись на Ванду со всех сторон.

Ринулись, потому что именно она вела через открытые мною врата тех самых воинов, облачённых в броню живых конструктов. Да, это я распахнул створки, подготовив западню — но она, похоже, затянула незримый ров с острыми пиками на дне, на остриях которых изникла бы любая сила, что поджидал врага сразу за входом.

Что ж, довольно.

— Ванда! Остановись! Остановись — и будешь жить!..

Ланская лишь расхохоталась. Громко, безумно.

— Тебе не уйти! — выкрикнула она, гортанно, на языке, который понимали здесь лишь я и она. — Ты всё сделал не так! И теперь я должна вмешаться!.. Мало открыть врата, надо и проложить тропу от них!.. Я — прокладываю!..

— Не тебе решать, кому жить, а кому нет! — отрезал я уже по-русски.

— Ваш мир уже не спасти, особенно когда он сам просит конца. Ваш мир просил, и уже давно. Вы его только подтолкнули.

— Врёшь, — отрезала баба Вера. — Наш мир, он за жизнь держится. Он, может, и больной, а жить-то хочет. Жить и цвести, а не в серое обращаться.

— Это не вам решать, — бросила Ванда с презрением. — Решают там, наверху. Там, где ваш Лигуор смотрит на карту. Его надо остановить, и тут никто не важен. Мы все, и вы, и я — просто фишки. Даже Ловкач — тоже фишка, хоть и особого вида и цвета. Но это не важно. Важно, что благодаря ему Врата открылись.

Она подняла руки.

Над её ладонями заклубилась серая, плотная, как дым из печной трубы, масса. В этих плотных тучах, которые не растащить было никакому ветру, мелькнули знакомые очертания — не то мои конструкты, не то что-то, напомнившее тех, кто шёл колонной в Астрале. Серая масса вытянулась, превратилась в острие, нацеленное прямо в сердце Узла.

— Стоять! — крикнул я. — Ванда, опусти!

— Не смей! — одновременно с этим выкрикнули Александра и баба Вера.

Княжна же шагнула вперёд, вытянула руку без перчатки — и вокруг её пальцев вспыхнули крошечные, почти не видимые глазу знаки. Не мои сигилы и не Лигуоровы — её, человеческие, составленные не в тишине университетских библиотек, но в её собственной, странной манере, когда она, видать, неведомым мне образом вглядывалась в бесконечно пляшущие узоры Астрала. Смотрела, запоминая, комбинируя и складывая по-новому.

Баба Вера бросила в землю что-то, шепча, и земля под ногами Ванды дернулась, пытаясь схватить её, удержать.

— Не лезьте, — прошипела та, дернув подбородком и не опуская рук. — Вы просто боитесь заплатить. Месть… должна свершиться,