Чёрные скрижали - Павел Сергеевич Комарницкий
— А хорошо бы по-человечьи всё объяснить, — ровным голосом заговорил Алексей. — А не так вот, у порога.
Пауза.
— Ну хорошо. Представь — мама у меня инвалид-колясочник. Сможет она жить на необитаемом острове среди болота? Кем она там будет, кроме обузы? Ещё тётка, а у тётки семья. Тётке я по гроб жизни обязана. Племянник и племянница, славные они такие… Им, значит, всем кирдык, а я на островок с суженым? А что мразью последней я себя потом весь остаток жизни буду ощущать, об этом ты подумал? Что ночами они будут ко мне приходить, ты подумал?
Пауза.
— Перекати-поле бы тебе, Лёша. Тёлку из интерната, родственными связями не обременённую. Или даже из семьи, но непременно тёлку — чтобы пофигу было, что там с папой-мамой станется, лишь бы тёлке было сладенько и мягенько. Только вот беда — такие тёлки, они ведь и любить по-настоящему не умеют, трахаться только… Не годятся такие тёлки в боевые подруги до конца жизни.
Пауза.
— А нормальный человек, не перекати-поле который, привязан к этому миру многими ниточками, как тот Гулливер из сказки. И с этим уже ничего не поделать, Лёша.
Она вскинула на него отчаянные глаза.
— Прости… если сможешь.
…
Двухметровый шар казался вырубленным из куска антрацита. Хотя нет, пожалуй, подумал Таур — антрацит, он же блестит на изломе. И даже сажа чуть-чуть отражает падающий на неё свет… совсем чуть-чуть, правда. Покрытие зонда такого свойства было начисто лишено, являя собой эталон абсолютно чёрного тела. И никакие радары аборигенов не в силах получить от этого сгустка черноты хоть сколько-то ощутимый отражённый сигнал. Однако для невидимости этого, как известно, мало — даже абсолютно чёрное тело, хорошенько прожаренное космическим солнышком, сияет в инфракрасном диапазоне. Для полной невидимости необходима специальная голографическая маскировка. И никто из местных учёных даже не в состоянии представить принцип её работы. Он не так уж сложен, и если аборигенам всё это дело коротко изложить, они воскликнут: «Вау! Как просто!» Вот только никто им этого излагать не намерен, и останутся они в положении своих предков, не подозревавших о существовании радиоволн…
— Готово!
— Пуск!
Полыхнула лиловая вспышка, и чёрный шар исчез.
— Зонд на орбите! Параметры расчётные!
— Даю сигнал!
— Есть сигнал!
— Ну, обе твои «кричалки» на орбите, — оператор корабельного телепорта погасил виртуальную клавиатуру. — Ты доволен, коллега?
— Спасибо, коллега, — чуть улыбнулся Таурохтар. — Теперь остаётся только ждать.
Коридоры «Хитроумного», как всегда, до отказа наполнены бестелесным белым светом, так что с непривычки может показаться, что ты летишь в бескрайнем сиянии. Но это всё только иллюзия. Достаточно протянуть руку, и пальцы упрутся в неодолимую преграду.
Стена протаяла овальным люком, и Таурохтар шагнул в собственную каюту. Стенки тесного помещения сияли тем же самым бестелесным светом, что и в коридоре. На ложе, в комбинезоне лежала Туилиндэ, подложив ладонь под щёку.
— Ты бы хоть какие-то видеообои включила, — эльдар присел рядом с женой. — И одетая на постели валяешься.
Лёгкая тень гримаски пробежала по лицу Туилиндэ.
— Ну не кисни, что за дела. Рано отчаиваться, — он положил руку ей на плечо.
— Устала я, Таур. Смертельно устала.
— Таурохтар, Туилиндэ, срочно явитесь в мою каюту, — голос капитана раздался будто со всех сторон.
— Пойдём? — с вопросительной интонацией спросил Таур. Вздохнув, Туи поднялась с ложа.
— А куда мы денемся. Мы пока ещё в экипаже.
Капитан, сидевший в кресле, при появлении четы погасил виртуальный экран.
— Вы, очевидно, догадываетесь, коллеги, о цели вашего визита.
— А как же, — Таур скупо улыбнулся. — Я нарушил режим инкогнито, а Туи так даже дважды.
— Похвальная самокритичность. И что прикажете с вами делать?
— На твоё усмотрение, почтеннейший, — совсем убрал улыбку Таурохтар. — Можно отправить нас домой прямо сейчас, если не жаль энергии. Но можно для чистоты эксперимента и оставить на борту. Вернёмся тридцатого вместе со всеми.
— Вы в курсе, что спецслужбы аборигенов проявляют иногда поразительную прыть?
— Они уже ничего не успеют, даже если бы получили сигнал прямо сейчас. Но они его не получили… и не получат.
Долгая пауза.
— Изложите ваш план работы с этими вашими воспитуемыми.
— Завтра, двадцать первого апреля, в схрон отправляется Степан Ладнев, это который художник. Послезавтра, двадцать второго, ещё двое, гений-палеолингвист и его подруга. Им предстоит решить вопросы с домашними животными. Двадцать второго же из города Петербурга отправляется сыщик, и двадцать пятого будет на месте. Последними, двадцать шестого, я перенесу в схрон юного гения и его мать… если ему удастся её убедить.
— На каком основании ты намерен баловать аборигенов телепортацией?
— Добраться аборигенными средствами транспорта до схрона им будет затруднительно.
— Ну и что? Он отказался от нашего предложения. Дальнейшая его судьба целиком в его собственных руках.
— Он ребёнок.
— Повторяю: его судьба целиком в его собственных руках. Сможет он уговорить мать или нет, доберётся до схрона или не успеет — всё это абсолютно безразлично для блага Бессмертных Земель. Надеюсь, вы оба не забыли, для чьего блага мы тут находимся? Туи, я вижу все твои возражения. Остерегись высказывать их вслух. Вы и так гуляете по лезвию. Кстати, всё, что им нужно, чтобы успеть — выйти в путь заранее. Прошу прощения, Таур, я перебил. Продолжай.
— Тогда же, двадцать шестого, Туи войдёт в контакт с бородатым любителем грибов… только, на мой взгляд, это будет всего лишь сценкой прощания. Бородач для себя уже всё решил, и за свою маму тоже.
Пауза.
— Разумеется, план изложен в предположении, что никакого ответа нам не будет.
Капитан побарабанил пальцами по столу.
— Ладно. Работайте.
…
— Денис…
— М?
— Скажи что-нибудь…
— Что?
— Всё равно что… только не молчи…
Изя, вздохнув, крепче прижалась к любимому.
— Страшно мне, Дениска. Знаешь, я вдруг вот так вот отчётливо представила, что чувствует приговорённый накануне казни…
Денис погладил её плечо.
— Ты с бабушкой своей разрулила вопрос?
— Всё вроде должно получиться. Бабуля, правда, уверена, что мы прикупили домик в деревне под летнюю дачу. Но погостить-посмотреть согласная. Двадцать шестого мы за ней выедем, и тридцатого будем в схроне.
Денис вновь молча погладил девушку. Да, тридцатое апреля — это был крайний срок. Тридцатого «Хитроумный» уйдёт в свои Бессмертные Земли, чтобы не попасть ненароком под удар богов, предназначенный Земле смертных. И останется только сидеть и ждать… ждать исполнения приговора.
Как долго придётся ждать?
— Денис…
— М?
— А вот если бы мы сейчас… ну… согласились бы… Как думаешь, ещё не поздно слинять в Бессмертные Земли?
Иевлев тяжело вздохнул.
— Не знаю, Изя. Давай-ка спать.