Чёрные скрижали - Павел Сергеевич Комарницкий

…

— Холмесов? Зайдите сейчас.

Трубка нудно запиликала короткими гудками отбоя. Помедлив, Алексей опустил её на рычаг. Задумчиво посмотрел на себя в зеркало. Как хотите, товарищ старший лейтенант, но тон руководства не внушает. И вообще, вряд ли стоит ждать он нового руководства чего-либо, окромя пакостей.

В коридоре, как обычно, сновали туда-сюда сотрудники, с парой-тройкой Алексей мимоходом перебросился парой-тройкой дежурных шуточек. На секунду его вдруг посетило странное чувство — как будто он путешествует по царству мёртвых. Мертвецы занимались своими мертвячьими делами, полагая их важными и нужными, шутили и пересмеивались…

Перед тем как обрести заслуженный покой.

В кабинете начальника за время отсутствия Упрунина наметились значительные перемены. В углу блестел никелем замков и рукояток новенький сейф, старый потёртый стол сменил новый-модерновый. Ну и сам господин Мерзяев в обитом белой кожей вертящемся кресле выглядел весьма импозантно. Во всяком случае, сидевший сбоку капитан Лукин смотрелся гораздо более бледно. Да что там — он смотрелся откровенно бледно.

— Вызывали? — Алексей умышленно опустил величание по званию.

— А, Холмесов! Проходите, присаживайтесь, — начальник начальственно откинулся в кресле. — Поведайте-ка нам, товарищ старший лейтенант, как движется дело гражданки… мнэээ… Гарцòвой?

Что значит начайник, с весёлым ожесточением подумал Алексей. Можно мычать, вспоминая имя, можно и вовсе не вспомнить… а отчёт по делу «мнэээ» затребовать со всей строгостью.

— Гарцевой. Никак не продвигается.

— В смысле?

— В прямом. Нечему там продвигаться. Сумасшедшая тётка возомнила себя инопланетянкой, которую держат в застенках злобные аборигены. Вырвалась из застенка, положив кучу тварей и пала в неравной битве со злом. Подельников нет, причастные к делу опрошены и новых свидетельств не предвидится. Дело можно закрывать.

— Вы за дурачка меня держите, Холмесов? — глазёнки Мерзяева льдисто блеснули. — Где пожилая библиотекарша приобрела такие навыки обращения с оружием?

— А я знаю? — лучезарно улыбнулся Алексей. — Допросить её, увы, уже не представляется возможным.

Начальник скептически скривил губы.

— Вот тут капитан Лукин о вас высокого мнения, товарищ Холмесов. Скажу прямо — пока я поводов для восторга в вашей работе не вижу. Как прикажете докладывать о деле товарищу Евсюкову? — Мерзяев многозначительно воздел палец к небесам. — Вы в курсе, что дело у него на личном контроле?

— Да вот так и изложите, как я вам сейчас, — старлей улыбнулся ещё более лучезарно. — Впрочем, можно вернуться к этому вопросу в мае. Я с завтрашнего дня в отпуске.

— А кто вам сказал, что вы идёте в отпуск? — поднял брови начальник. — Вы не пойдёте в отпуск, пока не получите внятных результатов по этому делу.

Холмесов перестал улыбаться.

— Сегодня вечером я уезжаю в Москву. Это определённо и обсуждению не подлежит. Возможно, мы вернёмся к этому разговору… а может и нет. И, добрый совет вам, Эдуард Эдуардович — не надо делать поспешных выводов.

Он вновь улыбнулся как можно более лучезарно.

— Так я пойду? Спасибо!

Вот так, думал Алексей, возвращаясь в свой кабинет. Товарищ Мерзяев озадачен моим тоном, и некоторое время будет гадать так и сяк, оценивая расклады. А вдруг безапелляционный тон подчинённого не пустой блеф? Жизнь штука сложная… сегодня ты его по пустяку прижучишь, а завтра он эвона где, в Москве, и чем чёрт не шутит — прижучить сможет уже тебя самого… Дней десять будет наводить справки, не меньше.

Или до самого конца.

…

— … Слушаю.

Голос на том конце провода напряжён и холоден, как клинок на сибирском морозе.

— Здравствуй, Света.

— Говори, я слушаю.

— Совсем коротко — ты согласна?

— Совсем коротко — нет.

Ладнев помолчал, переваривая.

— Могу я узнать мотивы?

— Тебе недостаточно ответа «нет»?

— Недостаточно. Всё-таки на кону твоя жизнь и жизнь твоей дочери.

— Слушай, ты, спаситель грёбаный! — теперь голос в трубке дышал жаром, как кузнечный горн. — Даже лепилы в онкодиспансере так себя не ведут!

— О как… — Степан озадаченно поморгал.

— И не воображай, что вы с этой остроухой нелюдью изобрели рецепт спасения. Нелюди что, она отбудет восвояси и была такова. А вот ты с подельниками полоумными останешься загибаться в своём болоте!

— У тебя есть другой рецепт?

— Ненавижу тебя! Ты отнял у меня радость на весь остаток жизни! И не звони сюда больше, понял?!

Короткие гудки отбоя. Помедлив, Степан положил трубку. М-да… неожиданно… воистину парадоксальная реакция… А, впрочем, такая ли парадоксальная, если разобраться?

Подойдя к зеркалу, Ладнев медленно повернул голову направо, налево… чуть набок. Он вдруг отчётливо понял, что должна была ощущать Туилиндэ, выслушивая их отказы насчёт переезда в Бессмертные Земли.

Художник яростно оскалил зубы. Ладно…

— Назад ты больше не вернёшься, осталась только карточка твоя! — загорланил он на всю квартиру.

…

— Слушай, и это железнодорожная станция?!

— А что это по-твоему, аэропорт?

— По-моему, это две бетонные плиты, забытые на обочине!

Действительно, станция Пожога могла поразить уровнем аскетизма кого угодно, а не только столичных жителей, привычных к «Площади трёх вокзалов». Пара бетонных плит, почти вросших в землю, изображали собой посадочные платформы. Немного поодаль виднелась горсть каких-то убогих строений, очевидно, обиталищ бывших обходчиков-стрелочников, так и не сумевших за долгую жизнь скопить на переезд в более оживлённые места. Что касается вокзалов, буфетов и прочих атрибутов железнодорожного сервиса, то они отсутствовали здесь как класс, то есть абсолютно.

— Что делать, — вздохнул Иевлев. — Сейчас сюда не только на УАЗике, на гусеничном тракторе не добраться.

Он вытянул из-за пазухи рацию.

— Степан! Степан Андреич, ты нас слышишь? Степан, отзовись!

— Слышу, слышу! — сквозь шорох помех отозвался прибор. — Уже еду. Стойте на месте и никуда не отходите!

— Едет? — удивлённо вскинула бровки Изя. — На чём едет-то? Лошадь купил, что ли?

— С него станется, — озадаченно хмыкнул Денис.

Ждать пришлось недолго, минут двадцать. За всё это время ни одна живая душа не потревожила редкостных пассажиров, торчащих на юру. Только какая-то старушка, опираясь на клюку, выглянула из норки и спряталась вновь. Должно быть, местных обитателей жизнь-жестянка затоптала настолько, что атрофировалось даже чувство праздного любопытства, характерное для жителей уединённых хуторов.

Послышался нарастающий треск моторчика, и пред очи ожидающих вынырнул диковинный экипаж — снегоход-мотобуксировщик, влекущий прицеп от мотоблока, снабжённый чудовищно раздутыми шинами-пневматиками. Ладнев восседал на облучке сего тяни-толкая с видом заправского ямщика.

— Степан Андреич, откуда такое чудо? — из-за треска мотора Иевлеву приходилось почти кричать.

— Жизнь заставит, ещё и не так раскорячишься! — художник, спрыгнув с облучка, с натугой вынул из багажника «Помора» мешок с песком, высыпал содержимое и свернул мешковину. — Изя, велкам сюда!

— Меня на багажник?! — возмутилась девушка.

— Так нету альтернатив! Денис вон какой лоб, подвеска на первой кочке полетит! Все трое