Чёрные скрижали - Павел Сергеевич Комарницкий

— Ну что ты, мама, — Стас ткнул пальцем в оправу. — Это станция Пожога, если верить карте. Отсюда близко деревня, а уже оттуда…

— Станислав!

И только тут они заметили кудлатого мужика, отдыхавшего в разворошённой копешке прошлогоднего сена. За копной виднелся странный аппарат, явно самоходный.

— Здравствуйте, с прибытием!

Подошедший перехватил у женщины тяжёлый чемодан.

— С прибытием… Анна Евгеньевна, если не ошибаюсь? Ну а я Степан, Степан Андреевич Ладнев. Прошу! — он сделал широкий жест в сторону самоходного аппарата. Вглядевшись, встревожился. — Стас, да на тебе лица нет. Что-то стряслось?

— Бонифаций потерялся. В Москве.

Голос юного гения даже ровнее, чем обычно.

— Как это случилось? — осторожно спросил Ладнев — очень осторожно, чтобы не бередить детское горе.

— Всё вполне закономерно. Мы везли его в кошачьей сумке, чтобы не допытывался проводник. Там внутри такая пластмассовая клетка… не стальная, а пластмассовая. Для лёгкости. Кошки обычно клеток не грызут. А Бонифаций грызун. По определению.

Судорожный вздох.

— Это моя глупость.

— Ну, ну… — Ладнев осторожно положил руку на мальчишечье тощенькое плечо, и тот не отстранился.

— Знаете, Степан Андреевич, — мальчик неловко улыбнулся. — Я как-то вдруг очень отчётливо осознал — человек привязан к этому миру другими. Родными, друзьями… как Гулливер в сказке. А обруби все ниточки, и его тут, на этой планете, ничего не удержит. В этом мире…

Пауза.

— Поедем, что ли?

Чемоданы легли на багажник «мотособаки», повозившись, Степан закрепил их капроновым шнуром.

— Садитесь вы слева, а ты, Стась, справа, — художник похлопал по железному борту прицепа. — Давайте-давайте, не стесняйтесь. Усаживайтесь поудобнее, тут как раз сено осталось. Руками цепляйтесь за кузов… да-да, вот так правильно. Поехали!

Рывок кик-стартёра, и мотор затрещал, пуская едкий сизый дым.

— Масла много в бензине! — прокричал художник, трогаясь с места. — Ничего, тут близко!

«Помор» тянул прицеп, то и дело пробуксовывая — всё-таки трое пассажиров, да и груз-утяжелитель на багажнике невелик. Мимо проплывали пейзажи апрельской Мещёры, чем-то неуловимо походившие сейчас на иррационально-постапокалиптические картины Сальвадора Дали. Как будто Конец света уже случился. Стасик рассматривал пейзажи холодно-безучастно, судя же по взгляду матери юного гения, женщина пребывала в полном моральном нокауте.

— А вы улыбнитесь, — посоветовал Ладнев.

— Что? — Анна Евгеньевна будто очнулась.

— Улыбнитесь, говорю, — Степан подал пример. — Вот так хотя бы. И сразу оно станет легче.

В этот момент шина-пневматик гулко лопнула, и все трое седоков едва не полетели в грязь.

— А, чёрт! — выругался художник, заглушив мотор. — Укатали-таки Сивку крутые горки. Ладно… тут меньше полкилометра до переправы…

— Так улыбнуться, говорите? — в глазах женщины затлели злые огоньки. — И сразу полегчает?

— Обязательно, — кивнул Ладнев. — А что ещё можно сделать?

…

Сырые осиновые дрова в топке злобно шипели, то и дело отстреливались, словно недобитые бандеровцы из погреба. На челе печи были видны языки сажи, уже успевшей запятнать свежую побелку — следы неумелой растопки. Кот Баюн, сидя на лавке, осторожно отбивался от маленького шустрого котёнка. Крохотная кошечка, уже получившая имя Мурёна, энергично атаковала взрослого котяру, тот раз за разом опрокидывал её лапой. Кот млел от удовольствия — ещё никогда в своей холостяцкой жизни он не пользовался таким успехом у противоположного пола. В кои-то веки люди проявили сообразительность, надо отдать им должное — ведь для продолжения кошачьего рода одного кота недостаточно. И даже очередной переезд, против коего Баюн поначалу энергично возражал, оказался в плюс — этакие-то хоромы, да подпол, да чердак с сеновалом! А огород, где уже шныряли мыши! Это вам не конура, заваленная каменьями…

Ладнев, подвязанный фартуком, кашеварил у плиты, энергично орудуя половником. Старший лейтенант, озабоченно поджав губы, прилаживал к пластиковому корыту некую загогулину, свёрнутую из куска толстой медной проволоки — судя по виду, обрезка троллейбусного провода. Закончив, мастер воткнул в прибор длинную лучину и откинулся на спинку стула, рассматривая собственное творение.

— Готов светец, Стёпа. Проведём испытания?

— Ну бери ведро и дуй к колодцу. Э-э, эту воду не тронь! Это мне для стряпни!

— Да не жмоться, я свежей принесу!

Холмесов решительно вылил ведро воды в корыто. Чиркнув спичкой, поджёг кончик лучины — сухая щепа затрещала, испуская в потолок струйку гари.

— Как наши предки с такой хренью жили? — недовольно покосился Ладнев. — Это же через полгода потолок будет чернее, чем неандертальская пещера.

— Так не было тогда потолков, Стёпа. Курная изба — шалаш, поставленный поверх сруба. И печка дымила прямо в залу, прикинь. А ты ещё жалуешься.

— Да ну что ты, я в полном восторге. Ладно, лет через десять, как кончится керосин, будем широко использовать твоё изобретение.

— А хватит на десять?

— Даже больше, если зимой с одной лампой всей компанией сидеть.

Из соседней половинки избы тихо вышел Стасик, осторожно прикрыл за собой дверь.

— Как мать?

— Уснула…

Мальчик присел на лавку рядом с Холмесовым, внимательно и вместе с тем отстранённо рассматривая горящую лучину.

— Ты не переживай, Стас, — Алексей поправил лучину, — это просто нервы у неё. Это не все легко переносят… известие о Конце света.

Конец щепы, обгорев, с шипением сорвался в воду.

— А много у нас лекарств?

— Как болеть будем, — откликнулся Ладнев. — Антибиотиков хватит до окончания срока годности, так полагаю. Йода — до конца жизни.

Пауза.

— А скоро он настанет, конец жизни?

— Слушай, Стасик!.. — вспылил художник.

Барбос, совсем ещё молодой пёсик двортерьерской породы, громко залаял во дворе, прерывая спор.

— Прошу прощения, не помешаю? — раздался знакомый голос с хрустальными нотками.

— Туи! — два взрослых мужика одновременно подались к двери.

Эльдар, встав в дверном проёме, оглядела помещение. Сегодня она была в полной боевой выкладке — планетарный скафандр антрацитово отблескивал в распахе «хамелеона», на безымянных пальцах обеих рук рубиново светились перстни мини-лучемётов. И в довершение ко всему — венец «охранки» на голове.

— Ну здравствуйте. Стёпа, Алёша, и ты, Станислав Станиславыч, — она чуть улыбнулась. — Дениса с Изольдой нет?

— Уехали за Изиной бабушкой, — Степан спешно развязывал фартук. — Да проходи же, чего на пороге-то стоять?

Обойдя комнату по кругу, Туилиндэ уселась на лавку. Мурёна и Баюн, прекратив возню, во все кошачьи глаза таращились на гостью.

— Крутой у тебя прикид, — первым заговорил Алексей. — Спецоперация?

— Да не особо и спец, на мой взгляд… Перестраховка. Наш капитан помешан на безопасности.

Она улыбнулась, печально и мудро, и у двух мужчин разом защипало сердце.

— Я ведь не так хотела с вами проститься, ребята. Даже платье приготовила… И потанцевать.

Она оттянула край маскировочного «хамелеона».

— Не хочу, чтобы вы запомнили меня напоследок такой.

И вновь в избе