Ельник - Ульяна Ма

– А если он заморит меня голодом? – ехидно поинтересовалась девочка.

– Не неси глупостей, – в мамин рот полилась брага. Маре такое пока не разрешали. – Это ради твоего же блага.

Диалог прервала сестра, опоздавшая к ужину. Она с сумасшедшей скоростью слетела по ступенькам, свалилась в свое кресло, окинув мать, Мару и даже Дауда коротким безразличным взглядом.

– О, уточка, – весело бросила она. – А это он? Этот самый?

Ее звали Лада. В отличие от Мары, она обладала теплой, живой красотой: имела золотистые гладкие волосы, кожу орехового отлива, зеленые глаза и острый носик. Матушка многое позволяла Ладе, чего никогда не позволяла младшей дочери: носить платья с открытыми плечами, бегать по ступенькам, пропадать ночью в саду, выходить за стены дворца и даже опаздывать на ужин. И на этот раз мать проглотила ругательства вместе с порцией картофеля.

Отмахнувшись от слуг, Лада сама отрезала себе жирную ножку, бесцеремонно помогая руками. Жир стекал по пальцам и пачкал ладони, но ей словно нравилось это ощущение; положив себе в блюдо утиную ножку, она, не обращая внимания на тяжелый мамин взгляд, облизала ладонь широким языком и только потом вытерла ее о полотенце.

– Это Дауд, – произнесла Мара, не будучи уверенной, что сестре это интересно.

– Мгм, – Лада уже поглощала мясо. Жир стекал по ее лицу, капельками останавливаясь на остром подбородке. Мара невольно протерла свое лицо полотенцем, словно ощущая, как это течет по ней, а не по сестре.

– Будь добра, утрись, – мать сказала это немного раздраженно. Лада, дожевав кусок, широким жестом вытерла лицо. Откровенно говоря, в этом и состояло все очарование старшей сестры: она ела, пренебрегая правилами этикета, ругалась, махала руками, но все еще оставалась изящной и хрупкой.

– Страшный он какой-то, – произнесла она с набитым ртом. – Бледнющий.

Мара подумала, что это очень невежливо – говорить подобные вещи в присутствии Дауда. Хотя Лада и правда остра на язык, любила пообсуждать людей не только за их спинами, но и сказать неприятные вещи лицом к лицу.

– Хотя высокий, – взгляд Лады сменился на знакомый игривый, с огоньком в глазах. Она смочила горло вином, осушив бокал до дна. – Эй, мужчина! Вы свободны сегодня вечерком?

Мать в очередной раз посмотрела на Ладу осуждающим взглядом, но сестра только звонко рассмеялась. Мара хотела краем глаза увидеть реакцию Дауда, но снова забыла о его великанском росте. Судя по тому, что он не шелохнулся, реакции не последовало.

– Полно вам, маменька, – весело произнесла Лада. Оказывается, в ее тарелке осталась только кость от утиной ножки. – Экзотичный мужчина, вот и не удержалась. А почему ты мне такого не приобрели?

– Ты поела? – мать была очень раздражена, хотя её железное терпение позволяло умело скрывать свое состояние. – Ну и иди отсюда. Живо!

Назло матушке, Лада всегда приходила быстро, а уходила медленно. Неспешно доев порцию картофеля, который тоже самостоятельно положила себе в блюдо, она поднялась с кресла. На этот раз особенно покачивая бедрами и изящно размахивая кистями рук, посмеиваясь, Лада осторожно поднималась по лестнице, шаг за шагом, намеренно вычурной походкой.

– Я буду вас ждать, – напоследок она обернулась и отправила Дауду воздушный поцелуй. – Приходите сегодня вечером.

Мать даже не взглянула на дочь: подобного рода выходки лишь закаляли её стальное терпение. Лада же, ехидно рассмеявшись, ускользнула в коридор.

Внесли десерт. Мара уже воткнула ложку в мягкое фруктовое суфле, но Дауд снова наклонился прямо перед ее лицом, втягивая воздух ноздрями. Секунды казались вечностью, и как только он поднялся, Мара с жадностью принялась за излюбленное лакомство.

– Ешь аккуратнее, – мама даже не гремела ложечкой по фарфоровой посуде. – Еще мне не хватало, чтобы ты стала, как сестра.

– Мама, а Дауд почему не ест? – спросила Мара, не отрываясь от десерта.

Тут она заметила беглый взгляд матушки. Ее серые глаза сначала взглянули на Дауда, точно на высоту его лица, но тут же взгляд устремился куда-то вдаль. Девочка поняла: мама не хочет выдавать, что Дауд ей совершенно не нравится. Он даже не противен ей: на противное она смотрит долго, выглядывая малейшие изъяны. А здесь Мара впервые увидела мимолетный неподдельный страх: маму пугал Дауд.

– Этот… как ты сказала, Дауд? Ему не нужна пища.

– Всем людям нужна еда.

– Он не человек.

Последняя фраза отрезала все вопросы Мары. Рагнеда произнесла ее с таким остервенением и с такой жесткостью, что девочка поняла: вопросов больше не задавать. Матушке крайне неприятно разговаривать о Дауде и, более того, ей неприятно его видеть. Хоть Мара сама побаивалась немигающих безбровых глаз мужчины, она все же питала к нему некое сочувствие и желала оставаться тактичной. Ведь этому ее учили.

Как оказалось, Дауд всегда должен присутствовать в одном помещении с Марой. Обычные стражники молча подпирали двери спинами и зевали, но у Дауда особая миссия: чуять, слышать и видеть все, что происходит вокруг девочки. Ей это доставляло некоторые неудобства. Более всего неприятно было наблюдать за затылком Дауда, когда она принимала вечернюю ванну. Старуха Галая, няня, помогала Маре снять рубаху, платье и юбку, проверяла рукой воду на тепло, но сама то и дело косилась на мужчину.

– Нехорошо ему в банной комнате находиться, – как свойственно старухам, Галая пробубнила это под нос сама себе, не подозревая, что и Мара, и Дауд это слышали. Мара снова испытала чувство стыда за свое нетактичное окружение. – Какая ж разница, человек, али нет? Мужик он и в бане мужик. Мужчина… а может вы того? Уйдете?

Дауд, не шелохнувшись и не обернувшись, бросил только короткое «нет». Мара даже удивилась, что бойкая и громкоголосая Галая не подняла скандал. Это большая женщина с горячей кровью хоть и часто ругала Мару, но все-таки не давала спуску ее обидчикам.

Она легла в ванную. Горячая вода вовсе не успокаивала девочку, она то и дело сжималась и закрывала руками плечи и грудь, старалась поглубже нырнуть, погружаясь до самого носа. Галая натирала ее спину, а потом принялась за руки и подмышки, и девочка осталась беззащитной перед безмолвным стражем и увлеченной работой нянькой. Хоть Дауд стоял лицом к двери, Мара всеми частичками сути ощущала его сосредоточение: он слышит, он внюхивается и, может быть, даже умеет глядеть затылком. Стыдно.

Помылась наспех, даже осталась грязь под обрезками ногтей. На едва обсохшее тело натянув сорочку, Мара отправилась в свежую постель. Галая уложила девочку, укрыла с ног до головы одеялом – так старуха делала