Полдень, XXI век, 2008 № 11 - Яна Юрьевна Дубинянская
А я будто бы хотела кого-то о чем-то расспросить, что-то разузнать, раздобыть какую-то там информацию... Хотела?
— Нет, ты мне скажи, — не уверена, обращаюсь ли к Женьке, к Олегу или к кому-нибудь еще. — Честно скажи: на кого вы тут работаете?., то есть мы. То есть шарашка. Шеф — он кто?
Мне объясняют, и всецело удовлетворенная ответом, я глубокомысленно киваю. Детали услышанного тут же расползаются, как растревоженные муравьи, но детали — не главное, а главное то, что...
— Я хочу сказать тост. Вы слышите? Тост!!! У кого пусто — налейте! Вот. Как здорово, что все мы здесь... конец цитаты...
Все смеются, тянутся ко мне пластиковыми стаканчиками, чокаются без звона, вдогонку хором изображают звон, выпивают, наливают снова, опять вступает гитара, но петь никому не хочется, разве что подурачиться кошачьими голосами... Димку разбудят... не разбудят, звукоизоляция...
Слишком громко. И вообще — я устала. На столе почти ничего не осталось, только огрызки бутербродов и фруктов да несколько оливок, раскатившихся по скатерти. Выпить, правда, еще есть, похоже, каждый из гостей приволок с собой по бутылке. Парочку нераспечатанных демонстративно прячу в подвесной шкафчик, до следующего, мол, раза. Понятливые гости тут же бросаются на помощь: разливают по стаканам недопитое, сгребают в мусор посуду, хорошо, что одноразовая, не надо мыть. Попеременно жму чьи-то руки, прощаюсь до завтра — уже до сегодня — шуточка повторяется и повторяется в ритме тиканья часов.
...На часах половина пятого. Я сидела, съежившись, на клеенчатом кухонном уголке. Пусто и очень холодно. Кажется, проводив гостей, я пооткрывала для проветривания окна и двери, а сама задремала прямо здесь. Ничего себе.
Встала, позакрывала шпингалеты и дверной замок. В голове шумело, но руки вроде бы слушались, почти не дрожали. Что ж, можно еще поспать по-человечески пару часов перед началом первого трудового дня. Щелкнула выключателем на кухне и прошла в спальню. .
После ярких кухонных ламп глаза не отличали рассеянный свет ночника от темноты. Почти наощупь добралась до кровати, широкой, смятой... совершенно холодной.
И на ней не было Димки.
* * *
Крахмальный скрип снега под ногами — отстает от стремительного бега.
Бледнеющие звезды над головой — обгоняют.
Морозное стекло, сотое по счету:
— Откройте!!!
Не открывают.
Последний коттедж в поселке, черном и мертвом, как заброшенное кладбище. Ни одного огонька. Ни одного движения в ответ на отчаянный барабанный стук в окна и двери. Глухая, будто гранит, тишина отовсюду, даже из обжитого сельского домика гостеприимной Марфы. Все эти люди, что каких-то несколько часов назад балагурили, пели и пили у меня на кухне, — куда они могли подеваться?!., если они вообще были, а не привиделись в многоступенчатом кошмаре... который, наверное, продолжается до сих пор...
Сначала я думала, Димка сам вышел на улицу, проснувшись посреди ночи и не найдя меня рядом. Да, он должен был пройти через кухню, но маленький ребенок со сна мог заметить в первую очередь не меня, прикорнувшую в углу, а как раз наоборот — распахнутую дверь. Уже выбежав в ночь, сообразила: надо было проверить, на месте ли его сапоги и курточка... но возвращаться не стала. На перетоптанном снегу возле коттеджа не рассмотреть никаких следов, а за резкими квадратами света от окон и дверного проема — непроглядная темень... если б хотя бы фонарик!
Но не мог же он уйти далеко. Глаза привыкли к темноте быстро, привыкли достаточно, чтобы увидеть движущуюся фигуру на фоне снега... и даже неподвижную. Нелепо, но первые несколько минут я металась вокруг коттеджа молча, не решаясь почему-то потревожить абсолютную тишину, самым громким звуком в которой был хруст моих собственных шагов. Где в первую очередь его искать? Куда бы он пошел искать меня — к соседним коттеджам или в лес?!
И наконец прорвало:
— Димка!.. Димка!!! Димка-а-а!!!
Я кричала, срывая голос в морозном воздухе, — а поселок молчал, как будто нет ничего естественнее и полезнее для здорового сна, чем истошные женские крики в ночи. Но в тот, все еще первый длинный момент, я не думала о том, спит ли кто-нибудь под этими крышами, одинаковыми, словно грибки на зимнем пляже. Я подумала: Димка отозвался бы, точно. И если он не отзывается, значит...
И тогда — начала тарабанить во все подряд окна, выбивая на ледяных и гулких, как листовое железо, стеклах, призыв о помощи, не знаю, о какой именно, однако необходимой, ведь с Димкой могло случиться — случилось?! — что-то такое, с чем никак не справиться одной...
Но коттеджи стояли темные и безмолвные. Все как один. До последнего, уже почти на опушке леса, в который я по инерции все еще пыталась достучаться. Не бывает настолько крепкого сна. Так может молчать лишь пустота.
Никто здесь не живет. Ни Коля, ни Женька, ни Олег, ни Марфа с мужем-программистом, ни любитель архитектуры, ни стриженая барышня, да и никто из тех, кто собирался у меня на «корпоративную вечеринку». И некогда постигать, кому и зачем пришло в голову сфабриковать для одной-единственной меня такую глобальную фальшивку. Потому что если возможно даже это — значит, здесь, в шарашке, возможно все. И Димка... никуда бы он ни пошел сам среди ночи. Я знала, с самого начала знала совершенно точно.
Начинало светать: уже почти Весна, солнце встает гораздо раньше, чем в разгар зимы. Правда, до восхода как такового еще далеко. И тем более далеко до начала рабочего дня... хотя кто его знает. Прямиком через лес—к основному корпусу, где я проходила тесты, где кабинет шефа. Человека, с которым мне необходимо поговорить. Срочно. И совсем в другой тональности, нежели мы с ним беседовали раньше.
Я пыталась идти, просто идти, восстанавливая дыхание, — но все равно срывалась на бег, то и дело теряла тропинку, проваливаясь в
