Полдень, XXI век, 2008 № 11 - Яна Юрьевна Дубинянская

Я тоже.

— Я хотел бы тебе объяснить, Алла. Все не совсем так, как тебе кажется.

— Слушаю.

— Подожди, сейчас... Вот, — пройдя еще несколько метров, он притормозил у двери, точно такой же, как все остальные. — Здесь мы кофе пьем. Давай зайдем, посидим.

Толкнул дверь, легко подавшуюся внутрь. Небольшое пустое помещение с голыми стенами, окном, завешенным жалюзи, четырьмя пластиковыми столиками без пятен и пепельниц и кофейным автоматом в углу: рационально. Действительно, не держать же в шарашке богемную кофейню. Или кафетерий для бомжей.

— Тебе с молоком, без? — Женька занес над автоматом скрипичные пальцы. — Мальчику какао возьму, хорошо? Кстати, ты так и будешь его за собой таскать? Давай позвоню Коляну, пускай в детскую комнату отведет, у нас есть.

— Нет!!!

Намертво вцепилась в Димкины плечи. Не отпускать от себя. Пока не разберусь. Пока не... прекрасно понимая, что разбираться уже поздно. Но все равно.

— Как хочешь, — Женька поставил на стол два пластиковых стаканчика. Придвинул один к Димке: — Пей, парень, и помалкивай, хорошо? У нас серьезный взрослый разговор.

— Воспитывать будешь своих детей, — бросила я; лишнее. Подняла глаза: — Ну?

— Кофе пей. И успокойся. По крайней мере, попробуй.

— Попробую.

В условной кафешке было тихо и сумеречно. Глаза отдыхали, постепенно проходили мельтешение и резь. Пожалуй, здесь хорошо. Буду при каждом удобном случае забегать сюда на кофе.

— Конечно, мы с Николаем не могли тогда рассказать тебе всего. Но мы не врали ни словом, это точно. И теперь, когда ты с нами работаешь...

— Ты уверен? Я пока ничего не подписывала.

— Брось, Алка,—он держал пластиковый стаканчик изящно, словно чашечку виндзорского сервиза.—Бумажки тут не имеют ни малейшего значения. Как, впрочем, и везде, только у нас честнее. Ты стала сотрудником шарашки в тот момент, когда въехала за ворота.

— Хочешь сказать, отсюда никого не выпускают? — сощурилась, припоминая Марфу и ее фамильные вышитые подушки.

— Нет, почему... Выпускают. Тех, насчет кого известно точно, что они вернутся.

— Откуда известно?

— Ну, причины у всех разные. Главное — моментально их вычислить, а здесь это умеют. Даже если они спрятаны где-то глубоко, а уж тем более, когда лежат на поверхности.

Не смотреть на Димку. Не смотреть.

— У меня — на поверхности, правда?

— Да.

— Потому вы с Николаем меня и... — заманили, завлекли, завербовали; как напыщенно, мелодраматично, тьфу, — ...сюда, за ворота?

— Мы с Николаем хотели тебе помочь. И помогли.

Усмехнулась, отпила кофе. Кофе хороший, даже удивительно, и не скажешь, что из автомата. На улице, похоже, выглянуло солнце: стол перечеркнули ярко-белые параллельные полосы из-под жалюзи. Отогнула пластину: на уровне глаз покачивались заснеженные сухие травинки, ниже — глухо, черно. Почти подземелье. Но ведь мы никуда не спускались?..

Женька допил кофе и поставил стаканчик на стол.

— Ты не понимаешь, Алла... Вернее, все ты понимаешь, только не хочешь сама себе признаться. Я тебе расскажу, как оно было у меня. Пока универ, аспирантура — мне казалось, будто жизнь прекрасно удается. Смешная стипендия, интриги на кафедре, ВАК этот долбаный с его неограниченной властью... сущие мелочи, так я их воспринимал. А зато любимая тема. Нашел, знаешь ли, себя. Мне всегда это казалось более важным, чем...

— Чем? — я уже догадывалась, куда он клонит.

— Чем все остальное. Защитился. И вдруг — пшик. На кафедре меня не оставили, работу, хоть немного близкую к специальности, не нашел. Даже, поверишь ли, чуть в армию не загремел, и загремел бы, если б не мама... Полгода жил у нее на шее. А потом устроился в одну маркетинговую компанию при крупном мобильном операторе, у меня же второе высшее — юрфак. Кстати, Коля помог, у него там сестренка работала референтом. И, с точки зрения нормального обывателя, все наладилось: зарплата, престиж, белый воротничок...

— И глубокий интеллектуальный кризис.

— Не язви, Алка... Ты, может быть, не почувствовала до такой степени, ты женщина, у тебя ребенок... Понравилось, Дима? Хочешь еще?

Димка молча отказался. Демонстративно — без единого звука.

— А у меня — ничего... ни единой отдушины. Только пустота, напыщенность и человеческая глупость вокруг. Наша команда по брейну распалась где-то через год после универа... да нет, пру, еще раньше.

— Трагично.

— Перестань. Когда разум не находит ни малейшего применения, жить становится невыносимо. Не хочу лезть в твою личную жизнь, тем более при сыне, но не сомневаюсь, что и ты взбунтовалась в первую очередь из-за этого, уже потом все остальное. Посмотри мне в глаза и скажи, что это неправда.

— Это неправда.

— Я же сказал, посмотри мне в глаза...

Я обернулась от окна. Сам Женька глядел в столешницу, ссутулив плечи, уже не элегантный, а какой-то тусклый, усталый. Димка искоса рассматривал его — кажется, с интересом. Прикидывал, наверное, как мог настолько умный дядечка распивать водяру в кафетерии на пару с таким же бомжом. Мне и самой любопытно.

— Ближе к делу, Женька. Я уже поняла, кто-то добрый проникся твоими проблемами и порекомендовал обратиться в шарашку. И настало тебе счастье. В какой форме, меня интересует?

Вскинул голову:

— Что?

— Чем ты здесь занимаешься? Только, пожалуйста, поконкретнее.

Женька улыбнулся. Заговорил с готовностью, сначала тепло и спокойно, затем, по нарастающей, все увлечённее, азартнее. И фразы становились все более многоступенчатыми, терминология — все сложнее, и вот я уже не припоминала с ходу значения некоторых слов, а каких-то, возможно, и вовсе не знала, застопорившись на уровне четвертого курса... И вся эта абракадабра — с точки зрения восхищенного Димки с уже распахнутыми в упор глазами — звучала для меня ностальгически, словно полузабытая, любимая когда-то мелодия.

Редкие барышни-однокурсницы, благополучно повыскакивавшие замуж еще на первом-втором, без малейших эмоций бросив учебу, изумлялись когда-то: и как ты его сечешь, Алка, этот сопромат?.. А преподаватели уважали. И с каменными лицами подписывали потом, перед академкой, обходной лист. Физику, Ивану Ильичу, я тогда поклялась непременно вернуться... вот только не помню, смотрела ли при этом в глаза.

А он... он никогда не упускал случая напомнить, кем я могла бы стать, не встреть вовремя его. Сидела бы ассистенткой на кафедре в своем задрипаном универе — по сколько там у них зарплаты? — и то если бы о-очень крупно повезло. А так — слонялась бы со своим красным-распрекрасным дипломом