Фонарщица - Кристал Джей Белл
Утро – мое любимое время суток. Ночные страхи улетучиваются, и все мне кажется по плечу. Дышать становится легче, возникает чувство свободы. Словно деревце в лесу, ты чувствуешь себя малой частью чего-то великого, и эта мысль утешает.
У каждого из нас своя роль в этой жизни. Первым фонарщиком в нашей семье стал прадедушка, еще в Ирландии. Эту должность он передал сыну, который затем научил Па своему ремеслу. Когда дедушка умер, Па перебрался из Дублина в Америку в поисках нового дома. В Уорблере не было фонарщика, не считая добровольцев. Па убедил совет взять его на испытательный срок. Разумеется, совет признал пользу надежного сотрудника, знающего свое дело, и утвердил эту должность. В Уорблере платили не так много, как в больших городах, но Па видел, что он нужен людям, и это его подкупало. Он гордился тем, что освещал другим путь. Это было его семейным наследием, и он им очень дорожил. А теперь оно перешло ко мне.
Резкие голубой и розовый тона восходящего солнца смягчаются персиковым сиянием, а я продолжаю обслуживать фонари. Хозяйства пробуждаются, над трубами лениво плывет дым. Скотине дают корм, фермерские семьи уже вовсю заняты делами, когда я гашу свет.
В воздухе клубится пар от дыхания, но я уже достаточно согрелась, чтобы ослабить шарф. Я оттягиваю колючую ткань, следуя на восток через жилой район, приближаясь к фонарю перед Зеленым парком. На миг мне кажется, что фитиль снова погас, и сердце мое замирает. Но огонек горит, просто его почти не видно при свете дня, и я понимаю, что зря переживала.
С каждым новым фонарем моя канистра с ворванью становится все легче и удобней, и к тому времени, когда я добираюсь до делового района, Уорблер уже проснулся и кипит дневной жизнью. С причалов доносятся крики краболовов, вытаскивающих свой улов, колокольчик над универмагом приветственно звенит, дети смеются, бегая по школьному двору. Когда я прохожу мимо бондарной мастерской, лает Руби, собака Джози, и я останавливаюсь, чтобы почесать ее за ухом. Должно быть, она скучает по нему не меньше, чем я, если не больше.
Он нашел ее в хлеву совсем крошечной и вырастил. Ее мать умерла при родах, и Руби оказалась единственным щенком. Джози брал молоко у коров и ухаживал за ней, пока она не подросла настолько, чтобы пить воду. Сейчас этой желтой собаке почти двенадцать лет. И ей невдомек, почему Джози куда-то ушел без нее.
Пока он бороздит океан на «Мириам», Руби живет в бондарной мастерской, в конуре, которую он соорудил из бочки. Пру сшила для нее красную подстилку, которую мы положили внутрь. Я же, со своей стороны, ласкаю Руби до полного изнеможения.
Думаю, мой вклад нравится ей больше всего.
– Он скоро вернется домой, лапа.
Я провожу ногтями по ее мордочке, ерошу серебристые усы и улыбаюсь, глядя в ее большие карие глаза.
– Здравствуй, Темперанс, – смотрит на меня Джордж. Он сидит на табурете напротив бондарной мастерской с рубанком в руке. Перед ним стоит ведро, которое он желобит. – Она заждалась своего папашу.
– Как и все мы.
– Признаюсь, было бы здорово поработать с ним еще разок. Мне бы не помешал еще один бондарь, который знает, что к чему. – Джордж с намеком кивает через плечо на нового подмастерья и двух хмурых мальчишек в глубине мастерской. – Передавай от меня привет Пруденс и матери.
Я машу ему на прощание и отгоняю Руби, когда она увязывается за мной, постукивая коготками по деревянному настилу. В таверне на пристани пусто, не считая одинокой фигуры, сгорбившейся в конце стойки, свесив голову над ведром. Бенджамин. Китобои, скорее всего, вернулись на свой корабль, чтобы отоспаться после кутежа. Один или двое, возможно, остановились в гостинице, если у них нашлась монета.
Я гашу огонь в фонаре у таверны и только заканчиваю заливать ворвань, как сзади меня кто-то окликает. Это Генри, на лице напряженная улыбка. Что-то не так. Закрыв фонарную камеру, я спускаюсь со стремянки, стараясь не оступиться.
– Мы словно и не расходились.
– Хотел бы я, Темперанс, чтобы так было. Я при любом раскладе предпочту пьяного китобоя пропавшей девушке.
Улыбка тает на моих губах.
– Пропавшей девушке?
Он проводит рукой по лицу, не скрывая усталости после трудной ночной смены:
– Мистер Фэйрчайлд сообщил вчера поздно вечером. Его дочь не вернулась домой.
– Молли? Молли Фэйрчайлд пропала? – В животе у меня что-то обрывается, и я делаю глубокий вдох. Боже, бедная семья Молли. – Но я видела ее вчера. С ней все было в порядке.
– Во сколько? – Он достает свою книжку и устремляет на меня мутный взгляд.
– Я наткнулась на нее и Сюзанну Калвер в Зеленом парке. Незадолго до шести. Я зажигала там фонарь.
Передо мной мелькает приветливая улыбка Молли, в ее маленьких руках корзинка с кружевами и шелковыми лентами. Генри быстро делает пометку и кивает. Я скрещиваю руки на груди и подхожу к нему ближе – сама не знаю почему. Возможно, в моменты тревоги присутствие другого человека успокаивает.
– Вы говорили с Сюзанной?
– Да, она сказала, что они разошлись возле ее дома вскоре после того, как виделись с тобой в Зеленом. Молли забыла перчатки у портнихи и упомянула, что, может быть, сходит за ними. Но до портнихи она не дошла. Ты не заметила вчера вечером ничего странного? Чего-то из ряда вон? Сюзанна упомянула, что видела пьяного в парке.
Имени его она, конечно, не знает. Я киваю в сторону скрюченной фигуры:
– Бенджамин. Он тогда спал.
Генри царапает заметки. Я понимаю, что он в любом случае поговорит с Бенджамином. Хорошо.
– Что ж, если ты что-нибудь вспомнишь, пожалуйста, дай мне знать. Или Мэтью. У него скоро смена.
Не сводя с меня взгляда, Генри начинает разворачиваться, почти как прошлой ночью.
– Вы проверили тех новых китобоев? Того, который приставал ко мне? Леонарда?
Я снова чувствую невидимую лапу на своей ягодице и вздрагиваю. От мысли о том, что Леонард мог тронуть Молли, у меня закипает кровь. Но Генри качает головой.
– Леонарда забрали на корабль вскоре после вашей стычки. Капитан подтвердил его местонахождение.
Я недоверчиво хмурюсь:
– Вскоре после? Это может значить что
