Мертвые мальчишки Гровроуза - Gadezz
Я прижимаюсь к стене, будто хочу в нее провалиться, и пытаюсь заставить окаменевшие ноги двигаться – мелкими и неуверенными шагами. Ощущаю, что иду по стеклянному мосту, который вот-вот обрушится подо мной, но справа единственный для меня шанс спастись – комната, откуда мы до этого выбрались с мальчишками через окно. Дверь туда разломана. В ее центре зияет дыра, сделанная псами, и я не могу здраво оценить, получится ли у меня протиснуться через нее.
Всего лишь резко открыть дверь и протиснуться через дыру в шкафу, Кензи.
Открыть и протиснуться.
Проще простого.
Слышу мерзкие булькающие звуки. Бросаю взгляд в сторону Кеплера и тут же жалею. Он полностью поглощен пурпуром. Его фиолетовая рука тянется ко мне, словно прося о помощи. А на том месте, где раньше было лицо, образуется глаз.
Око фантома…
Кеплера не спасти.
Ком отчаяния встает в горле. Делаю шаг в противоположном направлении вдоль стены и ощущаю затылком рамку с фотографией. Я хватаю ее и бросаю в пса, срываясь к дыре в двери. Не знаю, попал ли, но пес издает рык, и его когти царапают деревянный пол за моей спиной.
Тяну за ручку с невиданной силой – и она чуть не отрывается. Наплевав на острые выступы в дыре шкафа, я пролезаю в нее, цепляясь одеждой. Толкаю свое тело вперед, чувствуя внезапный прилив энергии вопреки впивающимся в кожу щепкам и кровоточащим порезам на ладонях.
Пурпурный пес кусает меня за ногу как раз в тот момент, когда большая часть меня оказывается в шкафу, подпирающем дверь с той стороны. Я пинаю пса по морде и ору так, что саднит горло. Хватаюсь за свисток и дую. Пес на секунду прижимает уши и теряет бдительность. Этого достаточно, и мне удается вырвать из его пасти ногу, лишившись обуви. Тяжело дыша, я падаю на ковер спальни Кеплера, вывалившись из шкафа.
Немедля вскакиваю и бегу к выбитому Баззом окну. Один из осколков на полу врезается мне в пятку – и я невольно подгибаю ногу, стискивая зубы. А вот эту боль уже ощущаю. Она прорывается даже сквозь страх. Стоит выдернуть осколок – в глазах собираются жгучие слезы. Перекидываю через раму сначала одну ногу, упираясь в черепичный козырек, а затем и вторую.
На улицу выбираюсь, почти не соображая, и механически спускаюсь по столбу вниз. Руки дрожат, и я соскальзываю на землю, ударяясь копчиком. С усилием заставляю себя подняться. Затем бегу, прихрамывая, к велосипеду на задний двор. Практически падаю рядом с ним, спотыкаясь. Пес спускается по внешней лестнице и, когда его заносит, врезается на лету в ограждения.
Подняв велосипед, я запрыгиваю, хаотично соображая, как ехать, и – наконец! – мышцы вспоминают. Кручу педали вопреки ноющей пульсации в стопе. Носок влажный от пропитавшей его крови, а за спиной клацают челюсти. Я стискиваю зубы и через боль ускоряюсь.
Солнце поднимается из-за горизонта – и мою грудь пронзает адская боль.
Я должен успеть. Обязан! Иначе все будет зря…
Дорога передо мной превращается в размытое пятно, а на педали я жму так рьяно, что в ушах свистит ветер. Но сколько бы усилий я ни прикладывал, от случившегося в том доме мне не сбежать.
Оно будет стучаться в окно после захода солнца.
Оно будет дышать в затылок и исчезать, стоит мне обернуться.
Оно будет тем ноющим шрамом, что стягивает кожу даже спустя годы.
Оно просто будет, и никуда от этого уже не деться…
И насколько сильно бы меня ни возненавидели мертвые мальчишки за мою безответственность, никто из них не разочаруется во мне сильнее, чем я сам.
Когда туман остается за спиной, а рассвет удается обогнать, я падаю с велосипеда в траву. Вгрызаюсь в землю пальцами и кричу, кричу, кричу, пока желудок не извергает свое содержимое наружу. Чувствую на плече чью-то руку. В нос бьет запах лака для волос. Голоса мальчишек сливаются в белый шум, и темнота встречает меня объятиями, как самого близкого друга.
Глава 7. Расчет холодной вероятности
Грейнджер (до нежизни)
С кухни доносится звон посуды, шум воды и неразборчивая новостная сводка. Я свешиваюсь с лестничных перил второго этажа и бросаю в дверной проем кухни подушку, чтобы не подходить к источникам звуков и не кричать самому.
Жду реакции. Мама перекрывает кран, выключает телевизор и кладет пульт на стол. Не слышу, как отрывается бумажное полотенце, и раздражаюсь.
Она появляется в коридоре:
– Все хорошо, милый?
– Руки, мам. Нельзя трогать технику, не высушив кожи.
Ее губы изгибаются, и я давно выучил – это означает хитрость. Или инсульт. Оценив другие признаки, понимаю, что ничего угрожающего для ее жизни нет, поэтому выкидываю второе предположение из уравнения.
– Мам.
– Я вытерла о скатерть.
– Это еще хуже.
– Прости. Учту, милый. Ты что-то хотел? У меня духовка и…
Считываю это как «сделала вывод и впредь буду обходить твою систему умнее, но руки вытирать должным образом не стану, так и знай».
Мама продолжает говорить о еде, и я ее прерываю:
– Ты не против, если я пропущу ужин? Лягу сегодня пораньше.
– Уверен? – хмурится она. – Сегодня твои любимые макароны с сыром. И папа звонил, будет поздно. Нам больше достанется!
Слова про отца выбираю не комментировать. Одно упоминание о нем вызывает рефлекторное желание потянуться к наушникам, но, осознав неуместность этого, я тут же отдергиваю руку.
– Уверен. Отложи мне порцию. – Я пытаюсь улыбнуться. – Но не перепутай контейнеры. Съем завтра.
Квадратный – завтрак. Круглый – обед. Прямоугольный – ужин. Мама иногда забывает, и мне приходится есть не в срок, а это сбивает выверенный по часам график.
– Не перепутаю. Спокойной ночи, милый.
– Спокойной, мам.
Я возвращаюсь в свою комнату и запираю дверь. Если все пройдет по плану, мама ничего не узнает, следовательно, у нее не будет причин злиться на меня и отца, хотя моя ложь и рядом не стоит с его – он профессиональный обманщик.
В шкафу идеальный порядок. С минуту я, будто медитируя, любуюсь им, как и расставленными по цвету корешками комиксов на столе. Это успокаивает. Пытаюсь надышаться стабильностью, прежде чем добровольно обреку себя на хаос.
Город затихает, и вместе с этим растет моя тревога.
Стянув домашнюю одежду, я достаю втайне отпаренные черный костюм и белую рубашку. В таком только в гроб класть, а мама мечтает, чтобы через год я надел его на выпускной. Меня эта перспектива совсем не радует. Надеюсь, где-то между экзаменами и окончанием школы Землю захватят пришельцы и мне не придется никуда идти.
Ненавижу вечеринки.
Ненавижу шум.
А одно без другого точно квантовая механика без теории вероятностей – сложно представить.
Последний мой поход на подобное мероприятие обернулся провалом. Даже не знаю, в какой момент все стало слишком плохо: когда я заработал отравление или когда свалился в бассейн. Как так вышло? Спросите Маккензи Что-может-пойти-не-так Берда. Но готов поспорить: от комментариев он тактично воздержится.
Костюм куплен на вырост, поэтому выглядит так, будто его сняли с плеча старшего брата, которого у меня отродясь не было, или выхватили последний размер с распродажи. Я расстегиваю пиджак, как на фотографии отца в выпускном альбоме, и заправляю рубашку в брюки. Иначе, нежели это принято в приемной Гарварда, – более свободно. Без ощущения кола в заднице, когда тебе озвучивают сумму за семестр, а ты вынужден не показывать, что задумываешься об энтропии только при одном упоминании о счетах.
Я смотрю в зеркало и закрепляю фиолетовую розу на лацкане. Надеюсь, она будет перетягивать на себя внимание, отвлекая от моих неуклюжих социальных сигналов. А в это время легенда, заученная накануне, прокручивается в голове настолько механически, что становится похожей на правду.
Волосы укладываю гелем, одолженным у Ромео. Пытаюсь следовать видеоуроку, но прическа филигранно превращает меня в извращенца, который только и ждет случая продемонстрировать свое достоинство девушкам в парке. Прям как Ромео, задирающий футболку при любом удобном случае.
– Никуда не годится. – Я снимаю очки и пытаюсь понять, вписываюсь ли в конвенциональные понятия привлекательности.
Надеть линзы получается спустя двадцать минут, а проморгаться выходит еще через пять. Проще собрать компьютер с закрытыми глазами. За время мучений до второго этажа добирается запах макарон с сыром – и у меня урчит в животе. Я откусываю черничный батончик без сахара, а упаковку кладу в карман брюк. Комната не место для мусора.
Папины ботинки
