Мертвые мальчишки Гровроуза - Gadezz

Я снимаю с себя куртку и делаю к ней шаг.

– Кензи, – останавливает меня Базз, но я вырываюсь. – Через день она твой благородный жест и не вспомнит.

– Но помощь ей нужна сейчас.

Накрыв ее посиневшие от синяков плечи, я пячусь и врезаюсь в Уиджи.

– Что за… – он прикладывается лицом о мой затылок и на секунду замолкает, а потом вцепляется мне в плечо: – Сваливаем. Сейчас же!

С улицы доносится вой.

Уиджи

– Соберись, – встряхиваю я Кензи, и его пустые глаза наконец находят мои.

Он отрешенно кивает и следует за мной в комнату к Кеплеру, как промокший бездомный котенок. Доверяет моим решениям, хотя я сам в них уверенности совсем не чувствую.

Вдалеке раздается завывание пурпурных псов. Мы трое на мгновение замираем в узком коридоре и тут же приходим себя. Желание жить – оно такое, быстро приводит в чувство.

– Надо найти способ выбраться, не спускаясь на первый этаж. – Я прикусываю щеку изнутри.

– В гостевой комнате есть выход на уличную лестницу, – говорит Базз. – Я выломал дверь.

– Проверь ее. Если псов нет, спустимся там. – Поворачиваюсь к вжавшемуся в угол Кензи и щелкаю пальцами перед его остекленевшими глазами. – Очнись! Следи за лестницами.

Базз бросается выполнять приказы, а Кензи заторможенно хлопает ресницами и так же медленно выходит в коридор. Я приближаюсь к Кеплеру и сажусь перед ним на корточки. Он смотрит перед собой и покачивается, точно кукла-неваляшка.

– Приятель, надо выбираться.

– Это моя вина, – его слова путаются, натыкаясь друг на друга. – Моя. Моя. Моя. Надо было спустить курок… Надо было…

– Нет тут твоей вины, – я кладу руку ему на предплечье и слегка сжимаю, пытаясь ободрить.

Кеплер отбрыкивается, пихая меня, и я заваливаюсь назад, ударившись о комод. На улице ревет сигнализация. Совсем близко. Буквально через стену. Значит, псы подобрались к дому.

В комнату влетает Базз:

– Они внизу. Во дворе. Поднимаются сюда.

Следом появляется Кензи:

– Один или два на первом этаже.

Снизу слышится грохот. Мы втроем переглядываемся. В глазах Кензи и Базза красной строкой мигает слово, начинающееся на «П». И это не псы.

Базз указывает битой на коридор:

– В комнате с лавандером открыто окно. Пока он трансформируется, успеем выбраться по трубе, но выдержит ли…

Лестница скрипит от топота лап, и я хватаю Базза за толстовку:

– Не успеем. Баррикадируй дверь и ломай окно! Спустимся по крыше.

Кензи освещает коридор. Луч фонарика вздрагивает, когда на лестнице появляются пурпурные псы. Их единственный правый глаз упирается в нас, а ноздри выпускают пар.

– Понял. – Кензи захлопывает дверь, закинув псам мяч.

Базз с легкостью перекрывает проход шкафом.

– Они ведь не смогут… – дом сотрясается, и Кензи отшатывается, – …сломать ее.

– Смогут, малыш, – похлопываю его по спине, надеясь вывести из ступора. – Тут все хлипкое, как твоя самооценка.

Он закатывает глаза, но уголок его рта дергается:

– Очень смешно.

Бегу к Кеплеру, а Базз рывком срывает штору с карниза и обматывает ею кулак. А после выбивает окно. Осколки от удара осыпаются на ковер вместе с деревянной рамой. Кензи бросает на них одеяло, чтобы никто не поранился, вылезая наружу. Псов не наградили высоким интеллектом, но силы им не занимать. Они уперто будут долбиться в дверь, пока не проломят ее или не прогрызут в ней дыру.

– Эй! – я встряхиваю Кеплера, наплевав на бережное отношение. – Нужна твоя помощь. Сейчас. Ты с нами?

Он поднимает на меня замыленный взгляд. Губы трясутся.

– Надо уходить. Мы тебя тут не бросим, но придется подняться. Понимаешь?

– Вы… не бросите меня?

– Говорю же, нет! Ты теперь один из нас – мертвый мальчишка.

Кеплер моргает, туго соображая. Мое сердце вот-вот проломит грудную клетку, а игнорировать ходящую ходуном дверь становится все труднее. Не могу же я сказать, что если он не соберется, то превратится в труп?

В доказательство моих мыслей по двери идет трещина.

Похоже, пробили.

Нас и псов разделяет лишь хлипкий шкаф. На счастье, дрожь Кеплера отступает. Он сглатывает, а затем предпринимает попытку встать. Его лицо в красных пятнах, а ноги точно ватные. Я поддерживаю его за пояс и подбадриваю на ходу:

– Облокотись. Ты молодец. Отлично справляешься.

Мы пробираемся к окну. Постепенно шаги Кеплера становятся увереннее, и я его отпускаю. Он горбит спину, весь сжавшись, но держится. Под моими ногами хрустит стекло. Я выглядываю на улицу и вслушиваюсь в звуки снаружи между ударами псов в дверь. Затем сообщаю:

– Все чисто. Спускаемся.

Первым на крышу выбирается побледневший Базз. После я подталкиваю к окну Кеплера и оттягиваю рукава его толстовки, будто ребенку, чтобы он их зажал в кулаках и не порезался. Следом идет Кензи, а я замыкаю процессию.

Псы продолжают рваться в комнату, и это прибавляет мне оптимизма. Их увлеченность дает нам шанс выбраться отсюда живыми. Главное – не шуметь, и доберемся до велосипедов целыми. Пока мы будем стоять под стеной, псы не поймут, что в комнате нас больше нет. Начнем отдаляться, и они побегут за нами. Надо действовать быстро. И сообща.

Мы спускаемся по деревянному столбу козырька, и Базз помогает каждому из нас не расшибиться о землю.

– Наши велики во дворе. – Я киваю Кензи и указываю ему на ориентир: – Верхушку дерева в тумане видишь? Они под ним.

– А наши у дороги со стороны главного входа, – шепчет Кензи. – Вы с Кеплером езжайте, а мы с Баззом обойдем дом и за вами.

– Нет. – Я отрицательно качаю головой. – Мы с Баззом уходим первые, бери наши. Они ближе. А мы отвлечем их свистом и поедем к границе города через стадион. Услышите, как псы выбегают, переждите. А после уходите к бензоколонке и держитесь окраины, чтобы мы не пересеклись. Встречаемся у главной дороги.

– Почему это вы с Баззом? – возмущается Кензи, чем вызывает во мне прилив раздражения. – Это твой велосипед, ты и садись.

В доме гремит мебель, и на мгновение я перестаю дышать.

– Нет времени на споры, малыш. Скоро рассвет.

– Я не маленький, – надувает он губы. – Не опекай меня.

– Раз не маленький, – я подхожу к нему вплотную и почти шиплю, стиснув зубы, – делай как велено.

Кензи мерит меня взглядом, затем отталкивает и отворачивается:

– Засунуть бы тебе твое геройство в задницу, да я пацифист.

Я игнорирую колкость, и мы с Баззом скрываемся во мгле.

Кензи

Небо светлеет, а туман отступает прочь. Утро подкралось незаметно, и я надеюсь, что все мы успеем выбраться, пока город не превратил нас в тыкву.

Меня одолевает гнев. Я зол так сильно, что даже страх отходит на второй план. Вот всегда Уиджи так поступает: лепит из себя героя, хотя никто не просил. Базз, если вдуматься, ему под стать. Им бы под руку и в Marvel. Такие спасатели гибнут от щелчка Таноса, пробивая весь зал на слезу, а потом возвращаются под шквал аплодисментов. Таких, как я, даже паук не укусит, потому что при виде него я бы бежал к канадской границе.

Боже, зачем про пауков вспомнил…

Я поглядываю на часы. Псы, снеся забор и кусты, убежали. И теперь, по моим прикидкам, они уже на приличном расстоянии от нас. В моменты озлобленности их встроенный радар, улавливающий мальчишек, будто сбивается, иначе бы нас с Кеплером сразу схватили за задницу.

Не пойму, от чего бешусь сильнее: оттого, что Уиджи в меня не шибко верит, или из-за его треклятой опеки. А я ведь и сам мог добраться до великов и по-геройски отвлечь на себя фантомов. Нет, Кензи, езжай с новеньким, ведь только в няньки ты и годишься!

– Идем, – тормошу я осевшего на траву Кеплера. – Пора ехать.

Он поднимается, и мы без проблем добираемся до великов под деревом, взбираемся на них и едем в сторону, противоположную от той, где скрылись Уиджи и Базз. Я пытаюсь отстраниться от своих же эмоций, но они, словно в гонке, настигают меня и бьются о бампер.

Смотрю в зеркало. Кеплер не отстает, и мне становится стыдно за свой ребяческий эгоизм. Мое пубертатное нытье – пустышка в сравнении с тем, что произошло с ним в том доме. Хоть триллер пиши.

Пиши…

Я резко торможу, разбрызгивая воду в луже. Кеплер чуть в меня не врезается, но успевает сбавить скорость. Мой блокнот остался в кармане куртки. Той самой, которой я накрыл его мать.

Каждая буква, впитавшаяся чернилами в бумагу.

Каждая строчка, отпечатанная на обратной стороне листов.

Каждая точка, поставленная ради того, чтобы дать жизнь