Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон - Татьяна Юрьевна Соломатина
Раздалось два страшных истошных «Нет!», Полина окаменела на несколько мгновений. Продолжила трясущимся от ужаса голосочком:
– Мамочка, зачем вы укладываете их на кровать? Мамочка, зачем вы даёте мне нож? Мамочка, я не зачемка, я уже взрослая! Мама, я не буду тебя резать!
Полина Камаргина стала отчаянно мотать красивой головкой, правая рука её крепко сжимала воображаемую рукоятку ножа.
В этот момент провернулся ключ в дверях сестринской и ворвалась Вера Игнатьевна, мгновенно окинула взглядом происходящее (маленькая Камаргина медленно шла, продвигаясь шаг за шагом, в глазёнках – отчаяние, скорбь, бунт, сменяющийся подчинением воли матери), подошла к Полине и властно сказала:
– Отдай нож Вере!
Полина Камаргина блаженно улыбнулась, разжав кулачок. Вернулась к тому спасительному крючку, с которого в поисках истины по неопытности попытался сорвать её Александр Николаевич.
– Сейчас вы проснётесь, Полина Андреевна. Вы забудете всё, что с вами происходило во время сна. Это не вы! Это всё кукла! Вашу мамочку зарезала кукла Вера! Вы вместе с Фрол Никитичем пытались её остановить, но у вас не вышло. Вы ни за что не несёте ответа! Вы делаете вдох, выдох, ещё вдох! Вы просыпаетесь.
Придя в себя, Полина Камаргина бурно разрыдалась. Наконец-то став беспомощной девчонкой, которой, по сути, и являлась. Она бросилась к Вере, обняла её. Княгиня неожиданно для самой себя приняла эту несчастную совершенно естественно. Она гладила её по плечам, по волосам и шептала:
– Вы – маленькая девочка, и не должны хранить ничьих тайн! Вы не виноваты. Виновата Вера, и она понесёт наказание. Это не ваше решение, это решение вашей Веры. Вы запомнили? – Вера Игнатьевна отодвинула девчонку от себя, утёрла ей распухший нос, промокнула глазки. – Куклу Веру арестуют и посадят в тюрьму. Такова жизнь. Я ценю ваши попытки сохранить её тайну. Точнее, я их понимаю. Но вы должны запомнить, Полина: мы все несём ответственность за свои поступки. За свои, а не за чужие. Это ясно? Ты ни в чём не виновата. Тебе не за что отвечать. Виновата кукла – она и ответит.
Вера Игнатьевна забрала у Полины Камаргиной куклу. Саму девочку передала в руки подоспевшей Матрёны Ивановны (тут же оттаявшей при виде обыкновенного плачущего ребёнка). Властно кивнула Белозерскому, чтобы следовал за ней. Весьма сожалея, что не может себе позволить дать леща ему прямо здесь!
– Ты кем себя возомнил?! – орала Вера Игнатьевна на Александра Николаевича за плотно закрытыми дверями профессорского кабинета, размахивая при этом куклой, чуть не тыча ею ему в нос. – Эта дурацкая кукла – единственный её спасательный круг в океане безумия! Ты её утопить хотел в правде?! Ты, значит, дотумкал, что она-то мамашу и прирезала, девчонка эта несчастная, но решил убедиться?! Выволочь память за буйки безопасности?! Ай, герой! Портки с дырой! Да такое не каждая взрослая душа выдержит! Ты, идиот, может, и родился на свет белый исключительно и только для того, чтобы вручить этой девчонке бессмысленную куклу, чтобы живому, подвижному сознанию было куда убежать в момент её персонального апокалипсиса.
– Я… Состояние аффекта, работы Шарко, Балинского, Фрезе, опыты Ковалевского. Гипноз – верное средство дойти до сути… – забормотал Белозерский скороговоркой, вклинившись в паузу. Княгине надо было отдышаться.
– Ты понимаешь, что речь идёт о живой душе, для которой выжить, понятийно выжить, сохранить личность в целостности – означало умереть ситуативно? Отключиться! Переключиться! Как ты мог этого не понимать, коли изучал работы тех, чьи фамилии мне сейчас тут перечислил?! Твоё дело лечить, а не преступления раскрывать! Дело закрыто! Совсем! Напрочь! Абсолютно!
– Но мы же… Мы же знаем, что это не Фрол Никитич! Какже… Его же… Мы разве никому не скажем? В смысле – следствию.
Вера устало опустилась в кресло. Задрала ноги на стол. Прицелившись, метким броском отправила куклу Веру в мусорную корзину.
– Арестована! – объявила она, после чего обратилась к Белозерскому. – Сядь!
Он покорно сел на стул.
– Что это не Фрол Никитич – сыскным стало ясно сразу. Следствие, Саша, не дураки. У него на ладонях порезы. Он пытался вырвать нож. Вскрытие показало: детей зарезала одна рука, мамашу – другая. И без твоего гипноза было понятно, что мать имела колоссальное влияние на Полину. Фрол Никитич явился по обыкновению нетрезвым, к шапочному разбору. Елена Камаргина-Потапова заколола детей. Уложила их в кровать. Легла рядом с ними и приказала старшей дочери зарезать её самою. Что та, как могла, начала исполнять, понукаемая матерью. И тут несчастный титулярный советник Потапов! – Вера развела руками. – Вы же не желаете, доктор Белозерский, чтобы девчонка с ума сошла вашими стараниями, разблокировав воспоминания. Наследственная предрасположенность имеется. Не знаю, как вы, Александр Николаевич, а следствие и я, ваша покорная слуга, не хотим, чтобы за человеком пожизненно волочилось убийство собственной матери.
– Она же действительно убила.
– Ах, какой вы ненадёжный! – язвительно заявила Вера Игнатьевна. – Вот только вы обожали девчонку. А тут она, понимаешь, мамашу свою зарезала, так вы уже всё? Настоящий мужчина должен помочь своей возлюбленной труп спрятать! Гору трупов, если понадобится! А не одну мамашу. К тому же – такую-то, господи! Да не дёргайся, шучу, – грубо оборвала княгиня его попытки возразить или прокомментировать.
«Его бы отец вмиг понял. А он – щенок! Или даже не щенок. Аскляпий, хоть и щенок, а доведись – уже помогал бы Ивану Ильичу трупы прятать, тьфу-тьфу-тьфу! Вот и Фрол Никитич в каком-то смысле тоже мужчина. Убогий, конечно, потому как взялся, да не вынес! Однако же взялся!»
Зря Вера считала господина Потапова неспособным на убийство. Он оказался способным на убийство. Он убил себя. И потому что совесть мучила. И чтобы окончательно отвести любые подозрения от падчерицы. Признание есть. Подозреваемый повесился в камере предварительного содержания на собственном ремне. Кого наказывать за халатность? А того, кто
