Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон - Татьяна Юрьевна Соломатина
Ночью Лариса Алексеевна мерила шагами крохотную гостиную Якова Семёновича. Сам хозяин полулежал на диване. Ему было не по себе. Дело было не в его многострадальной сердечной мышце. Он понимал, что любимая женщина во власти сверхценной идеи. Она не приняла смерть сына. Не осознала. И теперь, как пробоину ниже ватерлинии, затыкала зияющую течь персонального бытия этой самой сверхценной идеей. Что-то вроде: «Король умер, да здравствует король!» Вера Игнатьевна оказалась права. Если детская душа блокирует, взрослая душа – замещает.
– Нет-нет-нет, это несусветная нелепица! На каком основании мою внучку отдавать неизвестным людям? Совершенно посторонним, чужим! Я привлеку Андрея, он поможет. Иначе я всё расскажу.
– Кому? – с болезненной усталостью вопросил доктор Сапожников. Вопрос был риторическим. Но Лариса Алексеевна ответила:
– Всем! Мне нечего терять!
– А ему? – этот вопрос, аналогичный предыдущему, был задан с горькой насмешкой.
– О, ему есть что терять! – неожиданно горячо откликнулась Лара. – Государева служба всегда была для него превыше всего. Даже вылилось в сверхценное. Он всерьёз полагает, что его служба – служение Родине. Можешь себе представить?! – Лариса Алексеевна прыснула.
– Могу, – неожиданно проникновенно ответил доктор Сапожников.
– И замечательно, что представляешь. Тогда представляешь, что, если вся эта история выйдет наружу, ему придётся с позором уйти в отставку?
– Лариса, послушай…
– Он мне обязан! – закричала Лариса Алексеевна, не желавшая ничего слушать.
– Чем же? Нет, чем же? Кроме того, что он мужчина, и значит, всегда обязан. А ты женщина, и значит, всегда права. Серьёзно, чем же? Ты скрыла от него сына, от которого он бы ни за что не отказался. Вы оба хороши, Лара. Никто никому ничем не обязан, господи!
– Нет, обязан! Обязан! Уже после того, как никто никому и ничем не обязан, Андрей мне – обязан!
Лариса Алексеевна присела на диван в ногах Сапожникова.
– Я спасла его дочь. Я помогла Анастасии бежать. Я купила ей билет на пароход.
Сапожников вытаращил глаза и стал синеть. Лариса сбегала за камфорой в его спаленку. Ввела Якову Семёновичу. Пока он приходил в себя, сварила кофе. Вернулась и присела с чашкой за столик.
– Да, она убила… Сбежала от полиции. Я выследила эту дуру и помогла ей. Он уже мёртв! – Яков Семёнович отметил, что она избегала называть сына по имени. – Что толку мстить девчонке?! Такой же чудовищной жертве наших бездарных подлых страстей, как и мой сын! Его разве можно воскресить, наказав её? Франция, конечно, не Англия, её не вздёрнули бы. Скорее всего и вовсе выслали бы в Россию. Но это хуже для Андрея и для его дурацкого служения Отечеству! О, это бы его ославило!
Бог мой! Она всё ещё любила Андрея. Якову Семёновичу, как и прежде, оставалась лишь роль восторженного зрителя этой драмы.
– Она даже не поняла, кто я. Просто добрая соотечественница, помогающая в неблагоприятных обстоятельствах. Я всё время думала о ней как о матери моей внучки. Как о дочери Андрея. А не как об убийце моего сына. В Северо-Американских Штатах она начнёт новую жизнь, с чистого листа. Сменит имя, – следующее Лариса Алексеевна произнесла торжественно: – А главное… она никогда не доберётся до моего ребёнка! Устройство в чужой стране, в чуждых реалиях – всё это просто не оставит ей шанса опомниться, оглянуться. У американцев совершенно иные темпы, другая ментальность.
Яков Семёнович не знал, что и делать. Он смотрел на Лару, слушал Лару. Потирая левую половину груди, он решил, как и прежде, просто оставаться с Ларой. Что бы она ни учудила.
– Я пошлю Авдея за девчонкой. Уже справила на неё липовый документ. Лучше настоящего. Мы с тобой теперь венчаны. Пересечём границу – и поминай как звали. Возьмём другие имена. Станем гражданами… да хотя бы Франции. Мне нравится Франция. Искать нас никто не будет. Сбережения у меня есть. И продолжат поступать. Поселимся в Провансе. Или в ещё какой дыре. Или лучше в Италии. Там вовсе можно пропасть.
Это определённо безумие. Иначе доктор Сапожников не мог это воспринимать. Он подумывал, как бы исхитриться послать весточку Вере. Телефона в его квартире не было. Да и Лариса Алексеевна никак не желала ни угомониться, ни прилечь. Откуда только силы находила?! Впрочем, да: сверхценная идея.
Вера Игнатьевна тоже не была одна этой ночью. Мадемуазель Камаргина была сдана ей на поруки, покуда не подыщется приличное заведение. Или не найдутся какие-нибудь родственники отца или матери. Тут Вера была против особо тщательных разысканий. Пока наследственная масса князя под арестом, есть шансы, что девчонке достанутся средства. А как только найдутся родственники (где же они до этого были?), так тут же явятся опекунами до совершеннолетия мадемуазель Камаргиной. А то ещё, станется, и в монастырь запрут! Вот что за масть ей последнее время выпадает – возиться с инвалидами да сиротами?! К чему бы это?
Вера никак не могла уснуть. Вышла на кухню, немного посидела в темноте. Покурила. Почувствовала лёгкую тошноту. Не стоит курить на пустой желудок. Когда последний раз ела-то? Налила стакан воды. Выпила залпом – очень сушило от папиросы натощак. И княгиню стошнило в раковину. Умываясь и приходя в себя, она не могла видеть мадемуазель Камаргину, стоявшую за её спиной и сжимавшую в маленькой ладошке большой кухонный нож.
Глава XXX
Вера Игнатьевна! Где у вас хлеб живёт? – прошептала Полина.
Вера прошла к выключателю, повернула его. В кухне загорелся свет.
– Полина Андреевна, вы какого дьявола крадётесь и свет не зажигаете? – выдохнула она.
– Простите. Я холодное мясо нашла. Есть хочется! А вы сидели, курили и будто не в себе… – она замешкалась. – Потом вас стошнило. Женщин всегда тошнит перед тем, как детишки от мужчин заводятся.
– Нет, это не то! Я просто забыла поесть. Накурилась на голодный желудок. Это вредно, запомни! Давай вместе поедим. Хлеб? По-моему, нет у меня хлеба.
– Это ничего. Я могу сбегать к своему дружочку, у него всегда есть хлеб, у его папаши пекарня.
– Вот ещё! Нечего посередь ночи по улице бегать! Без хлеба поедим.
– Без хлеба нельзя! – строго отчитала Полина Камаргина. – Без хлеба быстро всё съедим и дальше будем сидеть голодные.
– Режь уже это чёртово мясо! – прикрикнула Вера на
