Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон - Татьяна Юрьевна Соломатина

– Так своё и есть! У меня окромя дела ничего и нет.

Покровский снова протянул руку.

– Пойду, Иван Ильич, с профессором потолкую. Буду захаживать, если возражений не имеешь.

– Ходи, коль акционер, чего уж!

Надо ли говорить, что при всей своей настороженной хитреце и умении видеть людей насквозь Иван Ильич был несколько подкуплен обхождением господина Покровского. Такого сходу не разглядеть, непрост. Разве прост человек, у которого в кармане дорогого пальто была морковка, которую он на протянутой ладони предложил Клюкве? И ведь взяла, мерзавка. Так-то на чужих фыркает, на Ивана Ильича косит: брать или не брать? А тут сама, вишь, решила. Лошадь не обманешь. Плох он или хорош, а животные его не боятся.

На выходе из конюшни Покровский разошёлся с Георгием.

– Здравия желаю! – отсалютовал Илья Владимирович, не задерживаясь.

– Здравствуйте, – сдержанно ответил на приветствие Георгий.

– Знаешь его? – поинтересовался Иван Ильич.

– А то как же!

– И каков?

– А такой себе.

– Это ж как?

– А так! Я ещё когда у Веры Игнатьевны жил, он раз-другой меня подкарауливал да всё выспрашивал.

– А ты?

– А я чего?! С костылями тогда прыгал, тренировался. Может, и сболтнул чего с устатку. Хотя что? Я ж не знаю ничего!

– Да, ты у нас известный рот на замке, тут уж ничего не скажешь! – ехидно протянул Иван Ильич. – Так что он и чего он?

– Кажись, по старой просеке колею набивал к Вере Игнатьевне. С тычка не покатилось, так он решил по-деловому подойти. Умён, шельмец.

– А мне тут днями Александр Николаевич рассказал наконец, что такое этот чёртов конфидент.

– Ну?

– Ты ж его знаешь – с три короба наговорил! А ежели по сути, ты не боись, – похлопал Иван Ильич Георгия по плечу. – Тебе такая болячка не грозит.

Владимир Сергеевич не солгал. Рассказ и правда был коротким.

– Получается, опосредованно я причастен к смерти деверя Хохлова и к ранению его племянницы. Я не знал, на кого именно готовится покушение, и был категорически против. А когда всё случилось, я почувствовал себя так, будто это я стрелял. Вот куда меня привели мои обиды, помноженные на привлекательность речей тех, кто говорит о социальном равенстве, всеобщем благе и этой дьявольской новой жизни! Я у них на крючке, Вера Игнатьевна. Из партии, разумеется, я вышел. Но это не оправдание. Мой ад всегда со мной. Что бы я ни делал, как бы ни был счастлив – во все моменты жизни я держу маленькую ручку Сони.

Он замолчал.

– Понимаю, это признание стоило вам немалого мужества. И я это уважаю.

– Они имеют возможность шантажировать меня. Угрожают сдать охранке.

Вера усмехнулась:

– Наплюйте, Владимир Сергеевич. Их угрозы – пустое. Полагаю, охранка о всех нас знает куда больше, чем мы друг о друге. И раз уж вы выговорились мне, то на правах вашего исповедника я попрошу вас вот о чём… Нет, не попрошу. Это будет епитимья. Вы никогда, ни при каких обстоятельствах не позволите себе «облегчить душу», вывалив всё это на профессора Хохлова. Надеюсь, меня вам вполне достаточно. Не я потеряла деверя. Не моя племянница была ранена. С моей же стороны, я буду рада продолжить работать с вами бок о бок. Ничего ужасного вы не совершили. Сейчас партий, как ворон на гороховом поле! Каждый волен вступать в какую угодно. Равно и выходить. Если не вы лично держали в руке револьвер, помните: не вы держали в руке револьвер! Вы ошиблись, следовательно, вы существуете. А теперь…

Вера Игнатьевна поднялась.

Кравченко встал и тут же упал перед Верой на колени, склонил голову.

– Спасибо, что спасли Соне жизнь. Соне и… мне. Моя гордыня привела меня на скользкий путь быть вовлечённым, пусть косвенно, в решение, кому жить, а кому умирать. Я буду вечно благодарен вам! Я…

В кабинет, как к себе домой, вошёл Илья Владимирович Покровский.

– Вера Игнатьевна, старец Иосаф требует исключительно и только персонально вас! Господин Кравченко, полагаю, таким образом просит вас избавить его от визита к достопочтенному старцу?

Владимир Сергеевич, разумеется, моментально поднялся.

– Вас не учили стучаться, господин Покровский?! – гневно воскликнула Вера.

– Приношу извинения! И вам, Вера Игнатьевна. И вам, Владимир Сергеевич. Это было ужасное преступление и более никогда не повторится! Все мы время от времени преступаем черту, не правда ли, Владимир Сергеевич? Вы позволите мне переговорить с профессором наедине?

Кравченко поклонился Вере и, сухо кивнув Покровскому, удалился.

– Вера Игнатьевна, бога ради, обойдёмся без выговоров. Не постучал, грешен, каюсь! Но менее всего я ожидал застать в профессорском кабинете живую картину: морской офицер преклоняет колена перед княгиней. Полагаю, это в благодарность за ходатайство по восстановлению в правах?

– Это что, уже вся Россия знает?! – буркнула Вера. – Садись! – не слишком любезно указала она на стул Покровскому. – Чего тебе?

– Односложность вам не к лицу, княгиня. А я столько занимался с тобой риторикой! Но к сути! Я знал, что ты непременно выкинешь коленце, получив весточку. Потому решил взять ситуацию подлинный контроль, прости. Ты и только ты отправишься к старцу Иосафу.

– Старец Иосаф может отправляться прямиком в преисподнюю, где ему самое место! Если он нуждается в медицинской помощи, Владимир Сергеевич Кравченко более чем компетентен!

– Вера, Вера, Вера! – шутливо захлопотал Покровский. Но моментально изменился и стал похож на красивого хищника, смертельно опасного, но который никого не оставит равнодушным. – Ты самолично отправишься на этот чёртов остров. Хочешь, с Кравченко, хочешь – без. Ты встретишься с… мать его за ногу, старцем, моим дорогим другом! И тому есть причины!

Вера Игнатьевна смотрела на Покровского и растерянно моргала, словно маленькая девочка. Такой её давно никто не видел.

Глава XXXI

Монастырский баркас шёл по Ладоге. Вера Игнатьевна и Владимир Сергеевич сидели в кубрике.

– Владимир Сергеевич, благодарю вас, что согласились составить мне компанию. Одной мне визит в эту обитель был бы невыносим. Я буду вам крайне признательна, если всё, что вы вольно или невольно узнаете в монастыре, останется между нами.

– Разумеется. Что за человек этот старец? Я не из любопытства. Признаться, я не особо религиозен и не знаю, как себя с ним вести.

– Кто сейчас религиозен, кроме государя с супругой? – усмехнулась Вера. – Как себя вести со старцем? Полагаю, как с обыкновенным человеком. Старцы не привязаны к сану, так что соблюдения протокола не требуется. Предполагается, что это носители некоего духовного опыта. Тогда кто из нас не старец? Лучшее описание старцев одним махом дал Достоевский. Помните? «Старец