Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон - Татьяна Юрьевна Соломатина
Интересную байку на том сборище рассказали, Ивану Ильичу по душе пришлась. Студент-медик успешно сдал лекарский экзамен и, как водится, загулял. Выпил, и преизрядно. Уснул крепче бревна. Товарищи решили позабавиться и по всем правилам искусства забинтовали ему ногу, как это делается при переломе. А уж когда он проснулся, сперва воды, понятное дело, дали. А затем целую историю ему придумали, как он ногу поломал, как они его домой на себе тащили, как от городового защитили. И вот студент, то есть уже готовый лекарь, так поверил, что чувствовал чудовищную боль в ноге в месте перелома, порождённого воображением (как изящно изволил выразиться бородатый). Потом уж, к вечеру, товарищи рассказали, потому как сил не было больше выбегать смеяться, глядя, как страдалец мается. К тому же он матушке собрался писать, что помирает. Истерическая натура оказался студент, не гляди, что лекарь и господинчик, а не барынька. По итогам решили свергнуть соображения того доктора, что на шипящую букву, и за правило принять предложения того, что на букву «Б»: нет никакой истинной истерии, ерундой себе головы не надо забивать, ну и над внушаемыми людьми не издеваться, а занимать их по мере возможности полезным делом.
Всё это в секунду вспомнилось Ивану Ильичу, отходившему от кошмарного сна про пожар, который будто внушил кто-то. Сам себе, как есть, со своими мужицкими страхами про «електричество».
Вот и этой дурочке чего наснилось, что она тут лепечет про убийство, сейчас ещё шилом давай себе нарывы делать, как и болтали на том лекарском заседании. Говорили, что горничные часто подражают барыням, а эта Бельцева вчера ещё горничной была, набралась заразных болезней.
Босой Иван Ильич как заорёт:
– Заняться тебе нечем, мать твою?! Брось шило и бегом отседа! Девчонка шило выронила, выбежала из конюшни.
Вот и славно! Вылечил, значит. Гипноз применил. Зря что ли на болтовне докторской штаны несколько часов кряду просиживал?!
С ними ещё Порудоминский был, скубент. Теперича лекарь уже. Всё порывался Ивану Ильичу что-то пояснять. Слушать мешал, зараза! Что там пояснять, когда всё ясно!
Матвей Макарович выдохнул. Он, разумеется, был здесь.
– Спасибо, Иван! – сказал он.
Иван Ильич его не услышал. Но ему стало тревожно. Приведя себя в порядок, он пошёл в палату, где лежал бригадир Громов.
– Матвей, ты как? Вставай, развалился! Может, это… истерический паралич у тебя? Я сейчас того! – Иван Ильич оглянулся. Ночь, никого. – Заняться тебе нечем, мать твою?! – заорал он на товарища. – Вставай, пошли накатим!
Матвей Макарович хохотал, как безумный. Хотя и умилился очень. И расстроился, что Иван Ильич расстроился. Тот как раз развёл руками, скуксился и вынес вердикт:
– Вся эта медицина у них такая: тут работает, тут не работает. Оно и понятно, ты ж не барынька. И не горничная. Пойду найду Маринку эту. Хорошая девка. Чего за шилом в амуничник полезла, холера блёклая?!
Иван Ильич вздохнул и вышел из палаты. Нашёл Марину, отвёл в сестринскую. Там Ася нянчилась с подкидышем. А Владимир Сергеевич, значит, нянчился с Асей. Ну вот и Марину сюда же, в детский сад. Она в уголку села. Ивана Ильича тоже сразу не отпустили. Он про свой кошмар рассказал, мол, приснилось: конюшня горит от електричества. Такого не может быть, потому что Матвей ему сказывал, что при електричестве есть такие ангелы-предохранители. Они, значит, сгорают заради того, чтобы всё електричество не сгорело со всеми хатами и сараями.
Про Марину ничего рассказывать не стал. Он, может, и мужик, а человек чуткий. Стал рассказывать про то, что сон ему в голову не просто так попал: внушили. Про истерию лекцию прочитал с примерами из деревенской жизни. Мол, барыни не барыни, а женщины подвержены той холере. И вот как-то одной солдатке-бобылке стало являться привидение…
– Иван Ильич, не при дамах же! – ласково окоротил его Владимир Сергеевич.
– Да, что-то разболтался я. Ладно, спать пошёл. Пока не началось!
Иван Ильич встал, поблагодарил за чай, внимательно посмотрел на Марину – та всё в углу сидела. Но вроде нормальная. Крепче Аси будет. Погрозил ей втихомолку пальцем. По-отечески. Подмигнул и пошёл.
– Зачем вы, Владимир Сергеевич? – с игривой укоризной выговорила Ася. – Интересно же про привидение!
Похоже, она и правда не понимала, что история Ивана Ильича могла оказаться несколько скабрёзного содержания.
– Анна Львовна, вы разве верите в привидения? – спросил Владимир Сергеевич, дабы переменить направление беседы.
Ася покраснела.
– Неужто вы почитываете «Ванькину литературу»?[36] – он тут же пожалел, что у него вырвались эти обидные душные слова.
Девочка не виновата, что воспитанием её разума никто не занимался. Читать-писать-считать научили в приюте, и то славно! Сколько неграмотных в России, давно пора решать эту проблему, одна надежда на Петра Аркадьевича Столыпина. Так что Ася, почитай, счастливица! Образована достаточно и ремеслу сестры милосердия обучена. Не стоит ждать от неё университетской академической методологии, и уж тем более недостойно шпильки отпускать. Достойно будет только заняться развитием её интеллектуального потенциала, а он у неё есть, в это господин Кравченко свято верил.
– Нет, не верю в привидения, – запинаясь, пролепетала Ася. – Но я верю в необъяснимое! – не без задора выкрикнула она.
Владимир Сергеевич улыбнулся такой смелой находчивости. Есть! Есть в ней способности, надо только раскрыть, наставить, развить.
– Всему на свете, Ася, есть объяснение. Просто не до всех объяснений ещё додумались.
– И когда же вы, господа хорошие, додумаете про вот эдакое? – Матвей Макарович выразительно обвёл себя руками.
Со стола упал графин. Ася подпрыгнула, взвизгнула и бросилась в объятия Владимира Сергеевича. Это было безотчётное: маленькая испуганная девочка бросилась под защиту взрослого надёжного мужчины. Для начала более чем достаточно.
– Как вы до-ду-маете этот графин? – стуча зубами, поинтересовалась она.
Владимир Сергеевич улыбнулся, крепко прижав к себе Асю.
– Падение графинов – самое необъяснимое явление во вселенной. И самое прекрасное. Лучшие умы будущего будут не одно столетие ломать головы над падением графинов. Я же позволю себе всего лишь наслаждаться кратким моментом после его падения.
Матвей Макарович встал и
