Анчутка - Алексей Малых
Повалил её половец на траву шёлковую — вот её первое брачное ложе, а треск срываемой рубахи завместо славословий на пире. Уста свои сахарные девонька закусила — убиться бы разом, да нельзя — два младших брата её ждут там. Ведь кто их окорми́т, кто утешит? Зажмурилась, вся трепещет, а половец над ней уж завис, штаны свои стягивает, на неё сверху навалился, под себя невинную приминает. Губами в шею впился, руками мнёт тело мягкое. Девица от страха вздохнуть не может. Да лишь от недоумения глаза вытаращила, когда половец вдруг легче пушинки стал, и в сторону как от дуновения ветерка слетел, а на её обнаженное тело пасконевый пыльник накинули, руками нежно объяли, да к кольчуге оберегающе прижали, словно тятенька то. В миг смекнула, что северские на помощь пришли. Уж не видела она, как половца того Храбр крепко пришиб.
Горело всё в Храбре лютой злобой — матушка его снасильничана была — нет для Храбра разницы, что девица не половчанка вовсе. Так лютовал Храбр, что Извор уж опасаться начал, что до смерти убьёт степняка. За плечи побратима своего схватил, на силу удерживает.
— Погоди ты! Его допытать сначала надобно! — рычит ему в ухо, а тот выбраться из цепких рук хочет, рвётся на степняка.
— Убью паскуду! — змеем Храбр шипит, да яростью словно ядом брызжет.
— Угомонись, малой, — Олексич к тому подлетел, да поплотнее к нему притиснулся, что б сей новак его ненароком не задел — дюже прытко он ногами махал. Успокаивать принялся. — Кровью его ещё утолишь жажду свою— не время пока его кончать. Получишь его, когда разузнаем чьих они будут, — в глаза с подпалинами смотрит, смекая, что и мать его тоже снасильничана была. — Отомстишь за матушку свою, а покамест попытать его надобно. Ты их язык знаешь, разузнай кто его хан. — А стрельцам кинул, — по верхушкам.
Ничего Храбр не ответил Олексичу, но утишился. Строптиво дёрнувшись, широкими махами плеч из хватки Извора выпростался, на него взглядом диким исподлобья зыркая, а в уме одно: "Отомщу и всему вашему отродью! Немного осталось!"
Тихомолком, пока пропажу не заметили, за холмом скрылись. Храбр сразу же за пытки принялся. Рубаху свою оправил, рукава повыше закатал, чтоб бить сподручнее было, да на половца пошёл, которого уж скрутили. Стоит половец на коленях, руки за спину ему заломили, а рот тряпицей заткнули.
— У тебя есть выбор как сдохнуть, — Храбр на половецком к степняку обратился, кляп изо рта того высовывая. — Легко и быстро или испытывая невообразимые муки…
— Это ты?! — осклабился половец, лишь на чёрного полоза взгляд уронив, не дав Храбру окончить.
— Знаешь меня?!
— По всей видимости, ты племянник Кыдан-хана, что сбежал с собственной свадьбы. Уж три года ищут тебя все. Мой хан, того кто тебя найдёт, обещал табуном наградить… Не думал, что им я буду. Свобода всё ждёт тебя, а ты с урусами путаешься…
Храбр с лёту размашистым ударом улыбку степняка сбил. Северские за новаком с немалым удивлением наблюдают, отмечая его хладнокровие и сноровку в сем рукоприкладстве. Мир с Извором переглянулись, хотя и слушают со вниманием, а слов, одно, не понимают.
Вскоре половец заскулил, растеряв всю свою заносчивость и понимая, что его участь предрешена — не будет возможности не то что на табун хана посмотреть, а и свой даже увидеть.
— Я скажу, господин, только отпусти…
— Говори, что здесь потеряли, — Храбр остановил истязания, ни сколько не устав от сего упражнения, а заметив, что разбил костяшки на своём кулаке о зубы половца, которые в кровавых плевках уже валялись где-то под ногами. — Ватажников откуда знаете?
— Я — Асуп, господин, — по сторонам дерзко зарится, и продолжил исподлобья поглядывая на Храбра. — Их воевода сам же и сказал, пограбить делянки. Только эти урусы решили себе всё присвоить, у нас поддержки выпросили, рассказав, где палисады не стоят, где и когда дозоры ходят. Всё гладко прошло. А как поделились награбленным, так каждый своей дорогой и пошёл…
— Что вы делаете здесь, на землях Кыдан-хана? — сдержанно протянул Манас, хотя в голосе скользило негодование.
— Ясинь-хан, позволил нам жить на его землях.
— С каких пор он распоряжается владениями Кыдан-хана?
— Это уже давно земли Ясинь-хана, господин. Тебе ли не знать?! — сквозь удивление половец передёрнул его слова. — Ааа… И верно, откуда знать можешь… Кыдан-хан давно уж с Ясинь-ханом объединился. Хотя нет, — его окровавленная улыбка зияющей дырой разорвало лицо. — Это Ясинь-хан просто позволил твоему дядьке пасти свой скот на его землях. После того как ты бежал… — слова оборвались — с хрустом его голову насквозь пробила своим булатным пером стрела меткая.
Не было времени рассматривать, кому она принадлежит. Дружинники, щитами прикрываясь, оборону приняли. Тихо стало, не дышат, глазами ищут откуда стрела прилетела. Да только шум разрастается со стороны половецкого становища, словно ливень на них катит.
— Военег! — кто-то из дозорных крикнул. — Он половцев сюда гонит!
— Откуда он взялся? — недоумевают северские, но всё же рады были — не бросил, значит!
Половцы на коней повскакивали, кто-то торопливо пытается украденное прихватить, да только от своей жадности сражённый тут же падает. Северская сотня с одного края степняков рубит, пока с другого те поспешно отступают в сторону узкого прохода меж двух холмов. Скачут на своих длинноногих скакунах, плетками их подстёгивают. Не ожидали они, что с другого края их засада ждёт. Встретил их стрелами северский разъезд. Завизжали от боли раненные лошади, падали приминая под собой своих растерянных седоков. Следом идущие спотыкались о них, под их копыта кубарем летели степняки, вылетая из сёдел, и в тех на полном ходу врезались другие, не успевая увести своих верховых в бок. Кони вставали на дыбы скидывая с себя степняков и забивая тех копытами, иные шарахались в сторону, бестолково кружились на месте. Отставшие смекалисто обходили лавиной эту копошащуюся, дико ржущую, разрываемую человеческими криками массу, обтекая с двух сторон, но смертоносный шелест сообщил и им о приближающейся смерти.
Стрелы впивались в животрепещущие плоти, с натужным гулом замирали останавливаемые круглыми
