Анчутка - Алексей Малых
Сорока глаза долу опустила, к Миру шаг сделала, а у того у самых корней волос всё похолодело, как у кота на загривке задыбилось. Подошла к нему, а у того в гортани мигом пересохло. Ещё шаг — сглотнул громко, перекатив по горлу яблоком адамовым. Сорока вниз к полу клонится. Неужто поклоном земным прощения просить станет? Сам сверху вниз за свитки на неё заглядывается. А она низко так наклонилась, что коса пола коснулась и выпрямилась. Мир глаза опять надмением наполнил, а лицо невозмутимой суровостью. Девица упавшие свитки да сверху других, что Мир держал, положила и глянула так пронзительно, что того аж дрожью передёрнуло.
Только Сорока ту дрожь томную, за гневную приняла. Головой долу поникши стоит, поясок пальцами теребит, а свиток тот же вниз скользнул — вновь упал. Шлёпнулся, всех в чувства приводя.
— Ну, и что это вчера было? — Мир оторопь свою скинул.
— А что было-то?! — моментом вспыхнула и тут же стухла. Щёки раскраснелись, не знает как оправдаться. Он её сюда значит позвал не чтоб учиться, а чтоб отчитывать? Хотела по своему обыкновению наступом пойти, но сдержалась вину за собой чувствуя. — Помилуй меня — виновата. Ты мне доверился, а я коня наместника увела, дружинников заставила ночью по полю гонять, весь детинец переполошила.
— И всё?
Стоит Сорока, сама вспоминает, как Мирослав паволокой по воздуху хлопнул, расправляя её по воздушному потоку, показывая всем его многоцветную узорчатость.
— Ну горшки побила, — ещё ниже голову склонила, совсем скрывшись от взора Мирослава за свитками. А тот поверх них да за них поглядывает пытаясь увидеть покаянную маковку.
— И?..
Не только Лютого она увела, не только детинец переполошила, что вои сегодня отсыпаются. Ещё вчера одно случилось. И вот что..
* * *
Прошлый день.
… Мир отступился от Любавы. В висках кровью стучит. Паволоку сжал пальцами покрепче, комкая драгоценную ткань. А взоры смотрящих на него аж жгут. Шаг первый нерешительно сделал, понимая, что не будет пути назад, что сейчас его дальнейшая судьба решается. Близко к ней встал, что тепло друг друга ощущали. В глаза голубые, почти прозрачные, смотрит, красу девичью разглядывает, а у той аж мурашками всё забегало, в животе всё разом дрогнуло.
— По нраву ли тебе подарок сей?..
23. Салки-прятанки
Покрыв девичьи плечи шёлковым платком, Мирослав посмотрел в глаза голубые. А та взор свой опустила, губки бархатные закусила, краской залилась от того, что близко Мирослав встал, да ещё и при сторонних, что у той аж мурашками везде забегало.
— По нраву ли тебе гостинец сей, Любава Позвиздовна, — а у девицы от голоса мужеского в животе всё разом сжалось, а потом и разом дрогнуло, что дыхание спёрло.
— По нраву, — пролепетала она, украдкой осматривая плат, кончиками пальцев, ни разу работы сложной не видевших, поглаживая ткань узорчатую.
— Так по нраву, что забыла о приличиях, — хмыкнул Извор, обращаясь к сестре, да подсказывает ей. — И благодарить как тоже разучилась.
— Благодарю, Мирослав Ольгович, — приторно лепечет дочь Нежданы, что у Сороки аж скулы свело — стоит позади Храбра гримасничает, сама не понимает от чего её так коробит. — Умельцы иноземные похитрее наших-то будут, — искусную работу нахваливает. — Они и горшки глазурью кроют, и вино из фруктов делают, а какие килимы ткут, а ковры! нашим недотёпистым сенным на зависть.
— Всему ведь научиться можно, — Мир с той беседу держит, а Извор следит своим намётливым глазом.
— Можно, — соглашается Любава, тронув паволоку, прогладив бахрому её вдоль края. — И мастеров сюда привезли для обучения, и за границу детей боярских отсылают, а вот шёлк как деется… видать никогда нам не узнать — они то в тайне держат, под смертным наказом.
— Ещё чего не хватало. Коли гусениц этих тут вести начнут, от лесов одни колышки пожёванные останутся, — недовольно буркнула Сорока, что все взгляды здесь собравшихся на неё устремились, только та так неразборчиво то сказала, что мало кто понял о чём сей отрок речь ведёт.
Любаве, как и брату её, Извору, по началу, сей отрок тоже знакомым показался. Узнать хочет кто он, вида не выказывая. Разговор с тем продолжила, только вроде и не с ним беседует.
— Так коли бы и овладели семи знаниями, — дальше маслит, — казна бы княжеская наполнилась и не пришлось бы из стран хинов всё это к нам везти, а сами бы в соседям продавали да обогощались преизлишне.
— Ахга, а потом рожь да ячмень хде брать будям — пожруть ведь усё, — Сорока поднахрапилась из-за Храбра вышла, да намеренно говор свой сменила, чтоб сестрица её не признала.
Любава глазами на ту исподтишка стреляет, припомнить грубияна хочет, чтоб потом за наглость тому отомстить при удобном случае, а всё не смекнёт, кто и что пожрёт, и при чём тут шёлк вообще.
— Далёкий он человек от дел княжих, — Любава над тем насмехается, за чужой счёт желая умом перед боярами блеснуть, наипаче перед Миром рядится. — Да коли мы шелками и аксамитами торговать станем и обогатимся преизлишне, нам и жито купить за раз у других будет. Вот кабы научиться, — мечтательно протомила.
— Что дашь, чтоб я и тебя научил? — выскочила Сорока из-за Храбра, а тот не смекнёт чего она добивается, но в бабьи разборки не лезет.
— А ты, что ж, знаешь сию тайну? Ври да не завирайся. Откуда тебе знать то? Если бы знал, разве бы в паскони ходил? — фыркала Любава всегда знатно.
— А где ты видела, чтоб мастера как князья жили? На то и мастера, чтоб мастерить что-то, а с золота купцы едят, что до ста раз с трудов их прибыль имеют. Да и не впервой мне премудростям других обучать, — на Мира насмешливо глазами стрельнула, а тот с недоверчивостью напрягся — не уж-то выдаст их уговор. — Ну, что дашь?
— Ты скажи исперва, хоть с чего начать, а то ведь может брешишь, а я уж не поскуплюсь — дочь боярская. Слово даю, отвешу золотом — не обижу.
— Ну раз так, — Сорока ближе к сестрице подошла, снизу вверх взглядом изучающим протянула, примечая весь её шёлковый наряд.
Без зазрения к Любаве
