Ее бешеные звери - Э. П. Бали
Мы оба уже обнажены. Идеально.
— Лайл? — тихо спрашивает она. Надежда в ее голосе и сапфировых глазах заставляет мой член дернутся, а сердце наполняет золотом.
Я больше не могу терять время. Я бросаюсь к ней, хватаю за талию и опускаю на грубую землю, защищая ее нежную кожу руками.
Она борется со мной, и прикосновение ее восхитительной кожи к моей воспламеняет меня еще больше.
— Мне нужно, чтобы ты лежала на спине, — рычу я, мой анимус говорит через меня, вместе со мной. — Подчинилась мне. Моему члену.
— Лайл, — стонет она, понимая, что нам от нее нужно. Ее сладкий стон согласия говорит мне все, что нужно знать.
Я вхожу в нее одним мощным толчком.
Мы стонем вместе. С этого момента мы всегда будем стонать вместе. Я знаю, потому что позабочусь об этом.
Я заявляю на нее свои права решительно и основательно, не более чем зверь, врывающийся в свою пару, король-лев, заявляющий права на свою королеву-львицу, мощно и жестко. Ее влага омывает нас обоих, делая ее лоно скользким.
Я впиваюсь в ее хватающий воздух рот, и она стонет под моим языком, моими губами, моими зубами. Мой язык скользит по ее языку, когда я овладеваю каждой частью ее тела так безраздельно, что она содрогается, вскрикивает и стонет мое имя.
Но этого недостаточно. Это не все.
Кожа ее шеи, красивая и совершенная, манит меня. Я царапаю ее зубами и без предупреждения кусаю.
Аурелия кричит, когда кончает, содрогаясь вокруг моего члена, ее теплая, невероятная киска всасывает меня, обхватывает меня, нуждаясь во мне так же сильно, как я нуждаюсь в ней.
Я вхожу в нее, опустошая свои тяжелые, ноющие яйца глубокими, короткими толчками прямо в ее лоно, держа ее в кольце своих рук, а наша стая с благоговением наблюдает за нами. Так, как и должно быть.
В ответ она кусает меня за шею, отмечая меня своими крошечными, красивыми, все еще окровавленными зубами. Я стону от этого ощущения.
— Мой ангел, — шепчу я в молитве, пока вливаю в нее свою сперму. — Я ждал тебя. Моя. Моя.
Наша сила сплетается воедино, ее золотые пряди переплетаются с моими темными цепями, и вместе они образуют что-то новое внутри меня.
Я словно родился заново, находясь внутри нее.
Может быть, именно поэтому мужчины с таким отчаянием стремятся проникнуть внутрь женщины — в поисках той волшебной вещи, которая соединит наши сломанные части вместе точно так же, как все люди изначально соединяются в женской утробе.
Фрейд бы захихикал в могиле, услышав это.
Мой анимус мурлычет от удовольствия в глубине моего существа, больше не желая быть по-настоящему запертым, но желая жить как неотъемлемая часть меня.
Мир внезапно изменился. Мы внезапно стали сильнее, чем раньше. Сильнейший хищник крадется по засушливой равнине, сосредоточившись на своей цели. Благодаря ему я вижу, что быть с нашей Региной — это единственное решение. Это любое решение любой проблемы, которая у нас когда-либо была. И единственный реальный страх, который я сейчас испытываю, — это потерять ее.
— Твоя, — всхлипывает Аурелия, уткнувшись мне в плечо, и снова кончает с криком.
И это самый сладкий звук во Вселенной.
Глава 79
Аурелия
Лайл предъявляет права на меня со всем пылом зверя, предъявляющего права на свою регину. Как будто его больше не волнуют последствия. Как будто его больше не волнует ничего, кроме меня. Сила его анимуса пульсирует у меня в животе, в венах и во всем теле, словно он часть меня. Словно я успокаиваю его. Лайл поднимает свою великолепную голову ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза.
Его собственные глаза мерцают полированным золотом, в них отражается мощный анимус, словно летний закат, освещающий путь во тьме. Моя шея ноет от его укуса, моя киска ноет от его члена, но я самая счастливая женщина в мире.
— Поцелуй меня, — шепчу я.
Мой голос дрожит от сдерживаемых слез.
Его лицо искажается, и он набрасывается на меня, захватывая мой рот своими беспощадными губами. Я стону, вонзая в него когти в ответ, как будто могу вдохнуть его всего в свое тело.
— Ангел, — стонет он, углубляя поцелуй.
Что бы он ни делал с моим ртом, такое ощущение, что сами небеса открылись в нас обоих.
Кто-то нетерпеливо пыхтит у меня за спиной.
— Это моя Регина, — рычит на них Лайл, гортанно и свирепо. — Я ее не отпущу.
— И моя, вообще-то, тоже, — рычит в ответ мой волк.
Ревнивые слова Лайла и Дикаря заставляют что-то чудесное заплясать внутри меня. Я сжимаю челюсть Лайла.
— Нам лучше разобраться с…
Его глаза темнеют, но, тем не менее, он тянет меня за собой, собственнически прижимая мое обнаженное тело к себе. Пламя феникса, горящее вокруг нас, теряет свою высоту по мере того, как леди Селеста опускает его.
С легкой тревогой я осознаю, что у Лайла все еще стоит, и его огромная эрекция выставлена на всеобщее обозрение.
Когда языки пламени исчезают, я быстро встаю перед ним, и Лайл крепко прижимает меня к себе, легко проводя ладонью по диагональным черным полосам от ран на моем животе. Его прикосновения не причиняют боли, и на самом деле я чувствую себя от этого лучше.
Глаза леди Селесты расширяются, когда она видит, что Лайл пытается прикрыть, и тогда она сбрасывает свое длинное белое пальто и предлагает мне. Лайл с помощью телекинеза подбрасывает его в воздухе и перемещает к нам, я хватаю его и прижимаю к груди. Дикарь подходит и встает с другой стороны от меня, берет за руку и переплетает свои пальцы с моими.
Джорджия стоит рядом с Селестой, ее лицо бледное и осунувшееся, ноздри раздуваются от гнева и потрясения.
— Это в высшей степени неприлично, Лайл, — говорит королева хищных птиц, ее голос сочится отвращением, хотя она безуспешно пытается не рассматривать его с головы до ног. Я понимаю, что они слышали, как он заявлял на меня права. — Если ты пытался скрыть это от нас…
— Как я уверен, леди Селеста объяснила, — говорит Лайл, в его низком голосе все еще слышится анимус, — что моя Регина решила не разглашать свой орден.
— А то, что ты скрыл свои отношения
