Разрушение кокона - Тан Ци

– Мою матушку вы не знаете… – Он задумался на мгновение. – Зато вы очень хорошо знакомы с ее дедушкой. Это ваш старый друг, высший бог Бай Чжи.

Чжэ Янь, не успев проглотить чай, выплюнул его.

Прямо на Гуньгуня.

Мальчик потрясенно застыл.

Дун Хуа наконец очнулся от своих мыслей, перевел взгляд с Чжэ Яня на Гуньгуня, затем жестом показал Фэй Вэю, чтобы тот переодел ребенка.

Гуньгунь ушел с управляющим, а под цветущим деревом колокольчиков Будды остались лишь два растерянно воззрившихся друг на друга высших бога.

Наконец Чжэ Янь нарушил повисшую под деревом тишину, его лицо выражало смесь веселья и полнейшего недоверия:

– Так ты женился на внучке Бай Чжи?!

Не успел владыка ответить, как в сад вприпрыжку вбежали два юных небожителя с огненно-красной лисичкой на руках.

Дун Хуа смерил их взглядом, чувствуя, как начинает болеть голова:

– А у вас еще что?

– Владыка-владыка! – защебетали небожители, с гордостью протягивая девятихвостую лису. – Мы нашли эти диковинную лисичку у озера Цзиньцзин. Мы подумали: вы ведь любите пушистиков, вот мы и принесли ее вам. Вот, вы только возьмите ее на руки!

Дун Хуа действительно любил пушистиков и правда не мог пройти мимо, не погладив милого зверька. Поэтому он взял лисичку на руки и, заметив, что ее глаза плотно закрыты, спросил:

– Что с ней?

– Она уже была без сознания, когда мы ее нашли, – поспешно объяснили небожители. – Но ничего страшного, мы дали ей пилюли очищения сердца, она должна скоро очнуться!

Владыка кивнул, погладил лисичку по голове и распорядился:

– Оставьте ее во дворце, будет духовным зверем. И постройте для нее удобный шалаш.

В этот момент Фэй Вэй привел переодетого Бай Гуньгуня. Услышав слово «шалаш», он заинтересованно пробормотал:

– Какой еще шалаш? – Затем завернул за угол крытого прохода вокруг дома, увидел лису на руках отца и, широко распахнув глаза, закричал: – А-а-а! Мама!

Чжэ Янь посмотрел на Гуньгуня, потом на владыку, потом на лису у последнего на руках.

– А, – сказал он. – Вся семья в сборе.

Лицо Дун Хуа в который раз приняло отсутствующее выражение. Он застыл с лисой в руках, не зная, бросить ее или нет, и вообще не понимая, кто он, где он и что здесь происходит.

Два небожителя переглянулись и тихонечко, очень робко спросили:

– Э-э… Владыка, вы что, женитесь на этой лисичке? Так нам… строить для нее шалашик или нет?

Глава 4

Фэнцзю потерла глаза и села. Что-то было не так. Опустив взгляд, она обнаружила, что находится в истинном облике. Это было удивительно – она уже давно не засыпала в форме лисицы. Фэнцзю обратилась человеком, встала с кровати, затем сунула ноги в туфли, смяв задники, и подошла к окну.

На востоке высоко в небе висела полная луна, под ней пурпурная дымка окутывала горы, по Лазурному морю шла рябь – то был хорошо знакомый ей вид.

В чем же дело? А дело было в том, что та парочка юных небожителей, накормившая Фэнцзю пилюлями очищения сердца, по невнимательности дала лисичке запить лекарство не чистой водой, а крепким вином. Действие вина наложилось на действие снадобья, и Фэнцзю уснула крепче обычного. Теперь, когда она проснулась, в ее голове стоял густой туман. Фэнцзю совершенно позабыла, как в поисках сына переместилась во времени через магический строй Цзу Ти. Она думала, что их семья, как обычно, приехала отдохнуть на Лазурное море.

Лунный свет освещал покои. Фэнцзю, осмотревшись, узнала боковой зал.

Почему она спала в боковом зале?

Снова накатила сонливость. Прикрыв рот рукой, Фэнцзю зевнула и, не желая больше размышлять, прошла мимо двух крепко спящих у двери бессмертных отроков и по хорошо изученной дороге пошаркала во внутренние покои владыки.

Дун Хуа проснулся, едва распахнулась дверь зала Зимних холодов[142]. Ночной прохладный ветерок, ворвавшись внутрь, колыхнул занавески и принес с собой легкий женский аромат.

Владыка замер.

Такого, чтобы посреди ночи к нему в постель пробиралась незнакомка, не случалось с ним уже десятки тысячелетий.

Когда-то, чтобы напитать меч Высокого долга кровавой демонической ци, владыка ненадолго перебрался в Южную пустошь. Дерзкие и распущенные демоницы так и лезли к нему в кровать с непристойными предложениями. Надоели эти развратницы ужасно, а бороться с ними особо не получалось. Да и бесстрашные девицы преодолевали защитные заклятья дома Дун Хуа лишь потому, что владыка ставил щиты кое-как – огороди он бамбуковый домик слишком серьезными заклятиями, кровавая ци не смогла бы сквозь них пробиться, и меч Высокого долга остался бы без пищи. Неудивительно, что и демоницы могли туда вломиться.

Но теперь Дун Хуа находился в Лазурном море, и запретительные барьеры стояли тут отнюдь не шуточные. Разве имелась хоть одна бессмертная, демоница или девица из духов, которая могла проникнуть в его покои под покровом ночи?

И тут владыка осознал.

А, вообще-то, одна как раз таки имелась.

Мать Бай Гуньгуня, которую он разместил в боковом зале.

Лунный свет был тусклым, кисейный занавес загораживал обзор, и владыка увидел лишь то, что нежданная гостья облачена в красное, а фигура ее стройна и легка. И даже просто идя по залу, отметил он, двигалась девушка изящно и завораживающе.

Обычно владыка бы уже принял меры – хотя бы воздвиг барьер, чтобы вышвырнуть вон нахальную девицу. Однако сейчас он ничего не делал, лишь тихо наблюдал за приближающейся фигурой.

Дун Хуа было немного любопытно, как она выглядит.

Девушка быстро подошла к кровати и уже собиралась откинуть полог, как вдруг тихо ахнула, словно внезапно что-то вспомнила:

– Нужно переодеться в спальное.

С этими словами она привычно, будто делала это тысячу раз, обошла нефритовое ложе и направилась к шкафу в дальней комнате. Вскоре ее нежный голосок раздался вновь:

– А? Где мое? Почему тут только одежды владыки? Шкаф вроде тот… Ладно, спать хочется, надену его.

Послышался шелест снимаемой и надеваемой одежды.

Владыка сел и взмахом руки раскрыл раковину в изножье ложа, обнажив жемчужину размером с куриное яйцо, источающую мягкое сияние. Свет был тусклым, но его хватило, чтобы осветить пространство внутри полога.

Раздались быстрые шаги, и в следующий миг занавеси отодвинули. В слабом свечении жемчужины облик девушки предстал перед владыкой как на ладони. Дун Хуа приподнял голову, и их взгляды встретились.

Перед ним было невероятно утонченное лицо – изящное, еще не растерявшее чистоты