Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

— Смотри вниз, — подсказывает он.

Опускаю взгляд. Из-под кустов стелется слабое марево, держа уровень вровень с землёй; оно и обвивалось у меня вокруг ног.

— Каждый, кто участвовал в игре лабиринта, был под наркотиком, — Аполлон напоминает деталь, до обидного важную. — Этот дым у земли снова сделал своё дело. Пусть он и низко, дозы галлюциногена хватает, чтобы тебя унесло.

Я резко мотну головой и, пятясь, отползаю подальше от входа.

— Нет, это неправда. Я уверена в том, что пережила здесь. Ты был Минотавром и помог мне сбежать, мы взобрались на изгороди! Я выбирала, кому верить — тебе, отцу или Рее. Отец хотел меня убить, поэтому Кронос вогнал в него твой мачете. Кронос вышел первым, но я придумала Игры Артемиды и заставила его покончить с собой. Всё было именно так, я помню это чётко!

Аполлон смотрит с сочувствием. И снова — не может спрятать страх. Почему он боится меня?

— Когда ты вышла из коридора, ты уже была под дурманом, Хейвен, — вздыхает он. — Твой мозг, должно быть, дорисовал Рею и Крио — они сюда не входили. Скорее всего, ты всё это время разговаривала одна. И на изгороди ты не взбиралась. — Он выговаривает слова медленно и осторожно, будто я могу сорваться. — Ты потеряла сознание, не успев уйти отсюда. Всё, что случилось, ты вообразила.

— Нет! Отец ударил меня мачете по лицу, вот здесь!

— Если так… почему у тебя нет раны, Хейвен?

Я раскрываю рот. Воздуха не хватает. Я хватаю его ртом и пытаюсь дышать носом.

— Этого не может быть…

Отчаяние накрывает с головой — такое сильное, что впервые в жизни мне хочется выйти из игры. У меня импульс вскочить и снова броситься к выходу.

— Игра только началась, Хейвен, — возвещает Аполлон. Он выносит руку из-за спины: в ней — маска быка. — И Минотавр здесь — ты.

Я не могу шевельнуться. Будто все мышцы в теле атрофировались. Сидя, задрав лицо, я смотрю, как Аполлон подходит. Пытаюсь заговорить, но губы будто склеены; он надевает на меня маску. Меня душит — воздуха ещё меньше.

— Я… не понимаю. Аполлон, прошу, помоги мне. Не делай этого, — шепчу.

В его зелёных глазах блестят слёзы, которым он не даёт упасть.

— Ты всё ещё можешь выиграть игру, Хейвен. Решать тебе — стоит ли.

Я не понимаю. Не понимаю ровным счётом ничего. В этом нет смысла. Я срываю маску и швыряю её как можно дальше.

Аполлон снова указывает, уже не на вход, а на первый поворот за изгородью. Оттуда выходит фигура в чёрной тунике с поднятым капюшоном. За ней я насчитываю ещё шестерых. Их лица скрыты.

Они останавливаются в нескольких шагах, выстраиваясь в ровную линию.

— Когда Минотавра заточили в лабиринте Дедала, царь Минос всё же хотел помочь ему, — говорит Аполлон. — Он не видел в нём полного чудовища. Тягу к человеческой плоти тот не мог контролировать. Поэтому каждый год приносили в жертву семь юношей и семь девушек из Афин, отправляя их в лабиринт. Это был единственный его корм.

Я отступаю. Не уверена, что я в себе — может, на мне ещё действует дым. Но мозг, скрипя, складывает сказанное и выдаёт вывод.

— Это твои семь жертв, — продолжает Аполлон.

По очереди, слева направо, фигуры снимают капюшоны.

Гермес.

Афина.

Зевс.

Лиам.

Посейдон.

Арес.

И Хайдес.

Крик, который вырывается у меня, такой силы, что сдирает горло и переходит в кашель.

И хоть они — пешки этой больной игры, смотрят они не на меня, а на Аполлона. На их лицах — полнейшая растерянность. Кроме Хайдеса. Только мы с ним знали, что его «смерть» была спектаклем.

— Аполлон? Как ты мог… — начинает Афина.

— Ты можешь решить, убить ли их, — продолжает Аполлон, не реагируя на Афину. — Каждый из них знает кусок пути по лабиринту, и ты получишь его, когда он будет мёртв. Или…

Аполлон вытаскивает из внутреннего кармана чёрный пистолет. Протягивает мне, а когда видит, что я не беру, силой вкладывает в ладонь.

— Или можешь позволить убить себя Тесею и оставить их в живых.

— Кто такой Тесей? — шепчу.

Он вытаскивает второй пистолет.

— Я. — Голос у него дрожит.

— Аполлон… — лепечу. С усилием поднимаюсь на ноги. Ноги — как желе, в глазах снова темнеет. Аполлон подхватывает меня под локоть, чтобы я опёрлась. — Я этого не хочу. Я ничего из этого не выберу. Нет.

Я смотрю на семь «жертв». Лиам напуган сильнее всех, и меня переполняет ненависть к тому, кто придумал эту игру и втянул сюда его. Он тут вообще ни при чём. Он не заслуживает быть здесь.

И вдруг понимаю, что не хватает одного человека из семьи.

— Гера?

— Здесь должна была быть она, — отвечает Зевс. Он самый спокойный из всех: не понимаю, он мастерски держит лицо или и правда ничего не чувствует. — Я вошёл вместо неё.

Зная тайную любовь Геры к Зевсу, догадываюсь: он заставил её отступить и позволить ему пожертвовать собой.

— Я не могу… — фраза застревает в горле. Мой взгляд натыкается на Хайдеса. Стоит нам встретиться глазами — и боль ломает его застывшее, каменное лицо. — Хайдес…

Он кусает губу. Хайдес всегда был уверен в себе. Всегда знал, что делать, никогда не сомневался. А сейчас я вижу, насколько трагична наша ситуация.

— Я не выбираю. Мы выйдем все вместе. Сложим сведения, что знает каждый из вас, и…

Аполлон останавливает одним кивком. Поднимает палец вверх.

— Этот лабиринт перекрыт. Над нами стеклянный купол, создающий иллюзию открытого неба. Здесь стоят камеры, и нас слушают. Если ты не сделаешь выбор или попытаемся схитрить, по всему периметру пустят ядовитый газ. Лабиринт огромный, но у нас останется две минуты — и мы задохнёмся. — Его кадык дёргается. — Если ты не выберешь, мы умрём все.

Я каменею. Голова лихорадочно перебирать варианты, один за другим, за считаные секунды.

— Тогда выходим там, где я вошла…

Я уже разворачиваюсь корпусом к коридору, где надышалась галлюциногеном.

Аполлон тушит и эту надежду:

— Обратно через вход пройти нельзя, Хейвен.

Мне некогда впадать в отчаяние. Я буду предлагать каждое решение, что придёт в голову, пока не исчерпаю все.

— Тогда вам надо бежать от меня. Всем. Если вы разбежитесь, и я не смогу никого убить, игра встанет.

— Если мы побежим… — это говорит Гермес, и знакомый