Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Расправляя грудь, он вытягивает шею, разевает пасть и окрашивает небо шлейфом пламени, которое заливает Ров достаточным жаром, чтобы снег превратился в слякоть.

Народ с криками бросается в укрытие под небесными мостами, которые, по правде говоря, совершенно бесполезны. Если бы это чудовище решило повернуть голову и сжечь нас, сомневаюсь, что хоть что-то могло остановить его.

Драконье пламя не подчиняется законам природы. Язык Игноса не может помешать ему обжечь кожу. Расплавить плоть и кости.

Разрушить города.

Только Дага-Мурк может управлять драконьим пламенем ― тот, кто настолько связан со своим драконом, что может использовать его силу и огонь. Хотя эта связь ― скорее миф, чем реальность.

Зверь движется к Колизею, зажатому между стенами, как жуткая, покрытая кровью корона.

― Творцы, ― бормочу я, наблюдая за тем, как молтенмау лениво кружит над массивным сооружением.

Звук колокола, возвещающего о времени кормежки, проникает до мозга костей, и в толпе воцаряется гнетущая тишина, а воздух наполняется неистовым хлопаньем крыльев. Со всех сторон слетаются молтенмау, устремляясь за бесплатной едой и заполняя небо буйством хищных движений, ― их острые пасти направлены в сторону Колизея, словно град стрел.

Они сталкиваются, огрызаясь друг на друга, полосуя когтями, рассыпая яркие перья, пока сражаются за того, кто в данный момент привязан к столбу внутри сооружения.

Душераздирающий крик, за которым следует леденящий кровь вопль боли, эхом разносится по безмолвному Рву, как будто кто-то заставил Клод заглушить все звуки, просто чтобы поиздеваться над нами. Чтобы напомнить нам о страшных последствиях для тех, кто противостоит Короне.

Мои руки трясутся от нахлынувшей ярости, пальцы путаются в складках платья, сжимая в кулак плотный материал.

Я бы сейчас стояла там, на зрительских трибунах, и требовала крови, если бы тот, кого скормили зверям, был чудовищем вроде Тарика Релакена. Но это не так.

И никогда не бывает.

Они такие же, как я, пойманные на том, что маскировались под пустых. Это фейри, выступающие против короля, или родители одаренных детей, которые пытаются уберечь своих малышей от мучительного процесса отбора, через который им придется пройти. От бритья наголо. Прокалывания. Покидания своих домов в обмен на ведро кровавого камня, выписанное

Короной в благодарность за их большой вклад в растущее ополчение Сумрака.

Жалкая повязка для раненого сердца.

Пронзительный крик обрывается треском раскалывающегося дерева, и мои внутренности сжимаются так быстро, что меня начинает тошнить.

Победивший молтенмау вылетает из Колизея, машет покрытыми перьями крыльями и взмывает в небо. Из его заостренной пасти течет кровь, когда прекрасное, чудовищное создание устремляется на запад, и море голов поворачивается, чтобы посмотреть, как он проплывает вдоль стены.

Весь воздух покидает мои легкие.

В этом направлении стена постепенно опускается, наполовину поглощенная гнездовьем молтенмау ― Боггитом. Всякий раз, когда они летят на запад со свежим мясом, есть только одно место, где жертва может оказаться в конечном итоге.

Ее выплюнут в гнезде и скормят птенцам дракона.

Живая добыча.

Я дрожу всем телом, мой взгляд пробегает по молчаливой толпе. Большинство смотрит в небо широко раскрытыми глазами, их рты плотно сжаты, словно на них наложена печать молчания.

Очевидно, королевство Сумрака когда-то было благословенным Творцами местом для жизни, где детский смех эхом разносился по Рву. А акварельное небо вдохновляло развитие музыки и искусства.

А потом к власти пришел наш нынешний король, заботящийся лишь о своей военной мощи.

Я бы хотела увидеть Гор тогда, когда королевство переживало расцвет. Хотелось бы окунуться в реальность, которая была красочной и внутри, а не только снаружи.

Думаю, Фэллон имела в виду именно такую жизнь. Точно не это.

Этого не может быть.

Я проглатываю ярость, подступающую к горлу, уверенная, что во мне достаточно гнева, чтобы испепелить этот город одним вздохом. И все же я заставляю себя идти дальше, игнорируя дикое желание добраться до городского вольера, нанять перевозчика и помчаться на запад, в Дрелгад. Туда, где сейчас живет король Кадок, управляющий своей армией.

Только глупец может думать, что к королю можно подобраться достаточно близко, чтобы убить, без мощной поддержки за спиной: мужчину, обладающего силой трех стихий, постоянно охраняют стихиали с двумя бусинами и его злобный дракон. Мой гнев бесполезен ― по крайней мере, до тех пор, пока Феникс не устанет обрывать листья с этого злокачественного дерева и не начнет рубить его корни.

***

Я зигзагами поднимаюсь по величественной стене Рва, преодолевая тридцать один этаж и осматриваюсь, затем пересекаю полуразрушенный небесный мост и выхожу на ту часть стены, откуда открывается вид на Тень. Я пробираюсь по грубому отесанному ветровому тоннелю, который напоминает мне сдавленное горло, земля испещрена полосами рун, которые вызывают всевозможные ужасные реакции у любого, кроме меня или Эсси.

Немедленное желание обделаться. Внезапную потерю зрения ― как будто они упали головой вперед в чернильное небо Тени. И мое самое любимое ― пугающую уверенность в том, что молтенмау только что засунул свой клюв в этот самый тоннель и пытается выковырять их, как жуков из норы.

Я останавливаюсь у того, что очень похоже на мусоропровод для бархатного трогга, и расшнуровываю лиф, оставаясь в светло-коричневом комбинезоне, который плотно прилегает к моей фигуре и в котором гораздо легче передвигаться. Завернув вуаль, ботинки, лиф и сумку с припасами в ткань юбки, я опускаю сверток в желоб, наблюдая, как он устремляется вниз, а затем исчезает из виду.

Большинство предпочитает устраивать свои дома по ту сторону стены, где солнечный свет проникает сквозь разноцветные окна и наполняет комнаты теплом. Там, где фейри могут выставлять на подоконники горшки с овощами, которые прекрасно растут под лучами солнечного света.

Но не я.

Мне нравится холод, и я не смогу сохранить жизнь ни одному растению даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Но все это не имеет никакого отношения к причине, по которой я выбрала тихую сторону с сумеречным видом.

Ветер треплет мои волосы, когда я останавливаюсь в конце тоннеля, балансируя на самом краю, и смотрю на заснеженные равнины, тянущиеся на юг. Облака почти полностью рассеялись, позволяя мне беспрепятственно любоваться изрезанным горизонтом, усеянным лунами на фоне россыпи далеких звезд.

Ближе ― яркие шары погибших молтенмау, как будто кто-то взял разноцветные облака Сумрака, разорвал их на мелкие кусочки, затем собрал в компактные шары и подбросил в небо. Видны очертания их массивных, величественных крыльев, окружающих их, словно веера из перьев. Длинные шлейфы хвостов, которые иногда не успевают сложиться, прежде чем умирающий