Война Трёх ведьм - Рита Корвиц
— Почему же вы тогда передаёте трон мне, а не Гартогсу? — имя главнокомандующего Кэлвард цедит сквозь зубы.
— Твоя неприязнь к нему лезет из всех щелей, — хрипит Сотан. — Поверь мне, я был бы счастлив передать трон Ларесу. Но, к твоему счастью, аристократы не примут его кандидатуру, да и он сам не согласится. Мальчик рождён воевать, а не править.
Сотан говорит о главнокомандующем с отцовской гордостью в голосе, из-за чего Кэлвард вздыхает, отворачиваясь. Пусть мужчина уже давно и не гнался за признанием отца, неприятный осадок всё равно тлел под рёбрами.
— К тому же, — прокашлявшись продолжает Сотан. — Я оставляю королевство не тебе, а Теофане. Уверен, она хорошо о нём позаботится.
Пламя свечей слегка дрожит, когда мужчина заходится в кашле. Бордовая кровь орошает приставленную ко рту ладонь. Кэлвард подрывается, чтобы позвать врача, но отцовская рука мажет пальцами по рукаву и безвольно повисает с края кровати. Полоска закатного солнечного света застывает поверх навсегда закрывшихся глазах. Кэлвард несколько минут разглядывает бледное лицо уже неживого отца, а затем выходит из покоев. Через несколько минут с самой высокой башни замка раздаётся звук горна и три пушечных выстрела, оповещающих о смерти короля.
* * *
Похоронная процессия тянется через всю центральную улицу Селесмора. Цокот копыт резью в ушах отдаётся в наполненном тишиной городе. Обычно дребезжащая звуками столица сейчас была непривычно бесшумна: ни лая собак, ни карканья ворон, ни плача детей, ни шума возбуждённой толпы.
Возглавляющий шествие Кэлвард, наблюдает за гражданами столицы, что неровной цепочкой стоят около своих домов, скорбно склонив головы, и держат в руках цветки чёрной лилии — символ скорби и печали. Как только рыцари в чёрных доспехах проходят мимо, люди кидают бутоны в открытый гроб, что лежит у солдат на плечах. Цветы накрывают давно остывшее и окоченевшее тело покойного короля. Кто-то плачет, кто-то, не сдерживая волнения, перешёптывается с рядом стоящим другом. Дети тихо спрашивают у родителей, что происходит. Те что-то отвечают в ответ, заставляя детей задумчиво нахмурится.
Когда процессия пересекает границу города в лицо бьёт свежий порыв воздуха. Лошадь трясёт чёрной гривой, дёргая ушами, а Кэлвард вдыхает полной грудью. С холма открывается красивый вид на широкое поле и кромку леса. Оранжевое солнце то скрывается за облаками, то снова освещает спуск к небольшому утёсу, под которым бурным потоком плещется широкая река. Кэлвард пришпоривает коня. Животное недовольно фыркает, но послушно ускоряет шаг, цокая копытами. Рыцари, идущие позади, тяжело дышат и спускаются осторожно, боясь уронить с плеч тяжёлый гроб.
На утёсе ветрено. Холод забирается под церемониальные одежды, а ноги вязнут в размокшей после недавнего дождя земле. Кэлвард подходит к Теофане. Девушка, скашивая взгляд, мягко улыбается мужу, невесомо касаясь его руки. Рядом стоящий герцог Лошмидт лишь кивает принцу в знак приветствия. Кэлвард кивает в ответ, кидая быстрый взгляд в сторону Гартогса, стоящего в отдалении. Рыцари уже опустили гроб в заранее подготовленную яму и отошли к своему командиру.
— Мой принц, — говорит герцог Лошмидт. — Время вашего слова.
Кэлвард проходит вперёд. Встаёт напротив опущенного в землю гроба. Тень от надгробия падает на серое лицо короля, утонувшего в бутонах чёрных лилий. Время вокруг будто замирает. Исчезают люди за спиной, порывы ветра, пускающие по рукам мурашки, и волнение. Кэлвард обращается к отцу. Голос его сливается с бурлящим шумом реки.
— У всего есть начало и у всего есть конец. Вы пришли к власти, отец, когда Вителия только начала набирать свою мощь, но смогли удержать эту силу в руках и приумножить её. Правление ваше запомнит народ как время стабильности и процветания, время мира. Я, Кэлвард Грайт, ваш сын и преданный слуга Вителии, клянусь продолжить дело ваше, отец. Защищать страну сердцем, душой и мечом и ставить свой народ превыше собственных благ.
Изящным движением Кэлвард достаёт меч из ножен. Металл легко входит в сырую землю, бликами отражая янтарные лучи закатного солнца.
— Клянусь! — шепчет принц, вставая перед могилой на одно колено.
Глава 28. Покушение
С момента нахождения Дионы в замке проходит два года. Ведьме пришлось быстро привыкать к суетной жизни служанки. Короткие часы сна и тяжелая ручная работа выматывали сильнее длительных магических тренировок, но Диона не жаловалась.
Подготовка к коронации проходит в спешке. Торопливый топот ног, уставшие вздохи, приказы главной горничной снова заполняют не успевший отойти от недавней церемонии похорон замок.
Бэйла рассказывает очередную сплетню, протирая тряпкой итак сверкающий от чистоты подсвечник.
— Многие утверждают, что будет мальчик, — не перестаёт болтать девушка. — Но поверь мне, я чувствую: будет девочка. Я в таких вещах никогда не ошибаюсь.
Диона угукает. Около полугода назад стало известно, что принцесса Теофана беременна. Новость тогда подняла на уши всю страну, а на грандиозный банкет по этому случаю съехалась вся Вителиийская знать. Те несколько недель подготовки Диона практически не спала, но после самого торжества на целый день уснула, разморенная теплом от печи на кухне. Из-за этого она правда чуть не лишилась нескольких фаланг пальцев, но вовремя подоспевшая Бэйла смогла перевести внимание мадам Нильсен на себя.
— Ты чего такая хмурная? Не выспалась что ли?
Бэйла смеётся. Она всегда смеётся. У неё недостаёт одной фаланги на мизинце, но когда Диона спросила, девушка рассказала об этом не с грустью или страхом, а с какой-то непонятной для Дионы гордостью. Улыбка никогда не сходила с лица Бэйлы и Диона соврала, если сказала бы, что не завидует этому. Сама она не помнила, когда в последний раз улыбалась за прошедшие два года. Тщетные попытки узнать что-то о сестре или выйти на связь с Эрбином и Ланикой с Адеей подкосили Диону и морально и физически. И если в первый год тлеющие угли надежды подпитывал ветер упрямства и неверия в плохой конец, то потом и он затих, превратив угли в пепел, а Диону в безропотную куклу.
— Да. Не выспалась, — кивает Диона.
— Ну ты как всегда, — смеётся Бэйла. — Так с этой комнатой покончено. Значит на сегодня осталась только отнести грязное прачкам. А мы сегодня шустро, да? Ещё и часы трижды не прозвенели, а работу свою выполнили. Ух, можно будет потом и в город сходить: у Эда в лавке всегда к шести часам свежая выпечка…
Диона слушает болтовню Бэйлы загружая в грязное