Ее бешеные звери - Э. П. Бали
Мы находимся в подземной пещере — воздух влажный и темно, единственный свет исходит от оранжевой лампы, мягко освещающей угол. Быстрый взгляд на земляной пол подтверждает мое подозрение, что это пещера для линьки, поскольку по углам разбросаны старые змеиные шкуры. Лайл, конечно, молодец, что предоставил студентам-змеям место для линьки. Нужно будет похвалить его за сообразительность при следующей встрече.
Надо мной нависают пять фигур, все в рваных черных джинсах, черных футболках и толстовках. Это студенты-змеи из Академии. Не генералы из ближайшего окружения моего отца. Я немного расслабляюсь.
Кто-то встает передо мной, и крепкие пальцы сжимают мое горло. Чей-то голос рычит мне в ухо.
— В чем, блядь, твой секрет, Аквинат?
Я стискиваю зубы, чувствуя, как скрюченные пальцы перекрывают мне доступ воздуха.
Мой отец знает о моем трюке с ядом, потому что моя мать была такой же. Мы невосприимчивы к яду любого существа, вероятно, потому, что можем превращаться в любое из них. Пальцы сильнее сдавливают мне дыхательные пути, и я громко хриплю. Но от этого мое зрение сужается. Волна новой паники застилает глаза, и я узнаю лицо…
— Прекрати, Таддис-с-с, — шипит единственная анима, растягивая буквы «С», как дикая, какой она и является.
Таддис, светловолосый и мускулистый анаконда-анимус, отпускает меня, и я хватаю ртом влажный воздух, каждый вдох дается через боль и напряжение. Когда он убирает руку, я замечаю на тыльной стороне его ладони ту же черно-зеленую татуировку, которая была и на руке Томаса Крайта. Стилизованная буква «Б», окруженная черной змеей с длинными зазубренными клыками и пугающими малиновыми глазами.
— Какого хрена вам нужно? — хриплю я. Мне нужно выяснить их план. Заставить их говорить.
Единственная анима, Наталья, обходит Таддиса, и я отмечаю пятерых. Наталья — кобра, есть два питона, черная мамба и Таддис — анаконда. Я знаю Таддиса и Наталью по Двору моего отца. Остальные трое не росли рядом со мной, или я не видела их в детстве.
— Тали, — мягко говорю я. С моего лица все еще капает вода, она стекает по лбу и попадает в глаз. Я раздраженно моргаю. — Разве ты не была на вечеринке в честь моего десятилетия? Я думала, мы хорошо провели время.
Наталья — худощавая брюнетка с идентификационным номером яда на щеке, и в детстве она была плаксивой и робкой девочкой. Как же изменились времена.
— Мы все были вынуждены прийти на твою дурацкую вечеринку, — насмехается она надо мной. Черная подводка под глазами подчеркивает ее зеленые радужки, придавая ей хищный и жестокий вид. Черные леггинсы намеренно порваны, а черная толстовка с капюшоном делает ее фигуру совсем хрупкой. Судя по тому, как два питона по-хозяйски окружают ее, я делаю вывод, что это брачная группа. — У тебя никогда не было настоящих друзей.
— Но вечеринка была отличная, — размышляю я. Я не дам этой суке одержать верх, показав свой страх. — Тот розовый торт был очень вкусным.
Наталья плюет мне под ноги и указывает на меня. И тут я вижу, что у нее на руке такая же татуировка «Б».
— Ты ничего из этого не заслужила, уродливая шлюха. Особенно после того, что ты сделала с Тео.
Это ранит глубже, чем все, что она могла бы сказать. У меня сжимается сердце, но я не отвожу от нее взгляда и тихо спрашиваю:
— Чего хочет мой отец?
Раздается коллективное шипение, которое эхом разносится по стенам пещеры. Как они вообще нашли это место? Я не знаю, как далеко они меня затащили, но если это на территории Академии, то помощь не за горами.
Конечно, они потратили недели на планирование. Должно быть, они ждали того единственного дня, когда директриса и заместитель директора покинут кампус.
— Его величество, не твой отец, — огрызается Таддис. — Ты просто собственность. Домашний скот.
Он указывает на черную мамбу с чернильно-черным комбовером. Он невысокий и стройный, с пирсингом в губе и брови. Парень достает из рюкзака матерчатый рулон.
А затем опускается передо мной на колени.
Мое сердце бешено колотится в груди, и я пытаюсь освободиться от веревки и кандалов, приковывающих меня к стулу. Я снова пытаюсь призвать свою силу… но это все равно что пытаться вдохнуть в вакууме — не за что ухватиться.
— У Юрана особый талант, — самодовольно говорит Наталья. — Его научил отец.
Это имя мне знакомо. Я напрягаю память, пытаясь вспомнить, кто из змей состоял на жалованье у моего отца.
— Для тебя, — голос Юрана едва громче шепота, — мы придумаем что-нибудь особенное.
Именно стук разворачивающегося рулона ткани вызывает у меня воспоминание.
Металлические инструменты, поблескивающие в тусклом свете тронного зала моего отца: ножи разной длины и ширины, металлические плоскогубцы, шурупы, крошечная зазубренная пила…
Кровь отливает от моего лица.
Он сын одного из шести генералов. Они называли его…
— Значит, она помнит Заклинателя змей, — усмехается Наталья.
Блядь.
Юран слабо улыбается, с любовью поглядывая на свой набор для пыток, а затем выбирает черный нож шириной с мой палец.
— Его Величество все знает. Нет смысла пытаться что-то от него скрыть.
— Если он все знает, тогда зачем утруждать себя допросом? — быстро говорю я, не сводя глаз со смертоносного металла.
— А кто говорил о допросе? — Юран рассматривает нож, поднимая его, словно решил проверить остроту. — Это послание.
Желудок ухает куда-то вниз.
— Серьезно, — невозмутимо говорю я. — И что же дорогой папочка хочет мне передать?
Юран делает выпад, хватает меня за подбородок железными пальцами и приставляет нож к правой стороне моей шеи.
Со стороны моей брачной метки.
И я действительно не готова к вспышке жгучей боли, которая пронзает мою кожу.
Я кричу, и он тут же отпускает меня. Теплая жидкость стекает по моей шее, пока я в ужасе смотрю на них.
Все пять змей хихикают надо мной, как будто им доставляет удовольствие видеть, как я истекаю кровью.
Юран достает отбеленную ткань и небрежно протирает свой клинок.
— Выполни свой приговор. Сдайся королю.
Его слова повисают в воздухе, как гильотина.
— Или? — выдавливаю я, моргая, чтобы унять жжение в глазах.
— Держи ее за голову, — шипит Юран.
Меня охватывает первобытный ужас, но я не хочу ни умолять, ни просить, ни задавать вопросы. Как назло, из глаз текут слезы, по ключице стекает кровь, а кожа горит.
Но
