Отрада - Виктория Богачева
Дурное видение терзало ее второй день, две ночи подряд снились ей черные сны, которые она даже не хотела припоминать. Потому нынче она и решилась отнести Храбру в кузню обед. Верно, матушка ее, будь жива, дочку за такое не похвалила бы. Но слишком уж сильно тревожилась Отрада, и слишком живо перед глазами стояло окровавленное, мертвенно-бледное лицо кузнеца. Хотелось хоть издали поглядеть на него. Убедиться, что все с ним ладно.
Решительно прижав к груди теплый горшок, Отрада выскользнула из избы, пока не растеряла остатки решимости. Как еще Храбр на такое посмотрит... что скажет?.. Ничего дурного она не делала. Невесты женихам своим обеды носили всегда, а как же еще девке похвалиться своей вкусной стряпней? Как показать, что не белоручку в избу приведет, а добрую хозяйку?
Но то невесты. Просватанные.
А она просватана не была. И как бы сильно ни храбрилась Отрада да старалась об этом не вспоминать, ничего от этого не менялось. По людским обычаям, шла она с обедом к молодцу, с которым не связывали ее священные узы сватовства. И делать так не следовало.
«Я уже много всего сделала, чего не следовало, — утешала себя Отрада, пока шла по лесу да старательно глядела под ноги, обходя торчащие над землей коряг. — От еще одного разочка беды не будет».
Зато, может, сердце успокоится. Которое она сама себе напрасно растревожила.
Солнце припекало в спину даже сквозь густые кроны деревьев и заставляло бисеринки пота появляться на висках. Влажные пряди прилипали к лицу, и Отрада обмахивала себя одной рукой, чтобы хоть немного охладиться.
Она остановилась на середине тропинки, ведущей на холм, где стояла кузня, и опустила увесистую ношу на землю. Провела ладонями по лицу и по вискам, убирая волосы под тоненькое очелье, а после, немного подумав, перевязала его, все пытаясь покрасивее закрепить. Отрада разгладила на бедрах поневу и обеспокоенно покрутила тесемки на рукавах рубашки. Она сама вышивала на ней узоры ярко красной нитью — на плечах, воротнике и подоле.
Неожиданно разозлившись на себя, она вскинула голову, взяла в руки горшки и быстро зашагала вперед, едва ли обращая внимание на трудный подъем. Она не замедлилась даже подле кузни, решительно постучала и отступила на шаг, когда дверь отворилась. Поначалу она отпрянула в испуге, не признав Храбра в человеке, вышедшему к ней. Его лицо и тело лоснилось от копоти, а волосы были стянуты на затылке. Вместо рубахи на нем был передник из грубой, засаленной кожи, закрывавший грудь, живот и ноги до колен.
Вся решительность ее испарилась в тот же миг.
— Я обед принесла… вот, — Отраде отчего-то стало не хватать воздуха, и она сглотнула, встретившись с Храбром взглядом.
Он кивнул и пошел вперед, на ходу развязывая пояс и снимая передник. Он долго умывался в бочонке с прохладной водой, избавляясь от налипшей копоти и усталости. Отрада наблюдала за ним, затаив дыхание, смотрела, как капли стекают по его плечам и спине, как бугрятся его мышцы.
Когда Храбр повернулся к ней, она вздрогнула и едва успела отвести взгляд, делая вид, что вовсе не смотрела в его сторону. Мужчина стащил с гвоздя рушник, провел им по лицу и рукам, надел висевшую рядом рубаху и подошел к Отраде, суетливо развязывавшей узел с горшками.
Она не знала, куда деть пылающее румянцем лицо. Жалела, что нельзя сквозь землю прямо на месте провалиться. От увиденного язык словно присох к небу, и она ничего даже сказать не могла в ответ на насмешливые взгляды, которые бросал на нее развеселившийся кузнец.
— Я в избе осталась, Верея попросила с травами подсобить... на поле не пошла... решила, мол, сварю щец, тебе принесу... тоже ведь день-деньской в кузне спину гнешь, — когда, наконец, Отрада отмерла, то принялась болтать, словно сама не своя, пока устраивала горшочек на невысоком пеньке.
Храбр по-прежнему молчал и внимательно следил за ней, и в его взгляде теплыми искрами вспыхивало веселье.
Отрада зачем-то поднялась с земли, словно намеревалась уйти, и отряхнула руки от хлебных крошек. Коса, соскользнувшая с плеча, мешала ей, билась кончиком о колени.
— Потрапезничай со мной, — впервые заговорил с ней кузнец, и по его губам скользнула улыбка.
Она кивнула и опустилась обратно на примятую траву, расправляя по ногам широкий подол поневы. Храбр сидел напротив нее, возвышаясь, подобно скале. От него веяло мощью и спокойствием, и впервые за два дня Отрада почувствовала, как улеглась тревога на сердце. Видение его окровавленного лица было забыто.
Некоторое время они провели в тишине: только и слышалось пение птиц в лесу и плеск опускаемых в щи ложек. Отрада искоса посматривала на кузнеца, который щурился, словно объевшийся сметаны кот, и изо всех сил пыталась не расплываться в довольной улыбке.
— Вкусно? — спросила, не утерпев, и Храбр поднял на нее взгляд.
Он молчал некоторое время, а потом выдохнул хрипловатым после долгого молчания шепотом, из-за которого у Отрады все внутри несколько раз перевернулось и сжалось в горячий комок.
— Вкусно...
Довольно усмехнувшись, Храбр снова взялся за ложку, но почти тотчас ее отложил. Выражение его лица круто изменилось. Он больше не улыбался и не смотрел на Отраду теплым, ласкающим взглядом. Ничего не уразумев, она испуганно встрепенулась: неужто в щи что-то попало ему?..
Но вскоре услыхала и сама. По лесу кто-то шел – хрустели под ногами ветки, шелестела приминаемая трава.
Она подхватилась на ноги, дрожащими руками принялась закутывать горшок, взволнованная и испуганная, словно застали ее за дурным делом.
— Чего же ты? — несмотря на хмуро сведенные брови, Храбр заговорил с ней ласково. — Садись, не надобно никуда торопиться.
— Но...
— Ничего дурного тут нет, — твердо сказал он, и Отрада робко кивнула.
Она едва опустилась на прежнее место, когда снова пришлось вскакивать на ноги, ведь на опушке леса показался староста Зорян.
Худшего гостя и представить было нельзя.
Нехотя Храбр тоже встал. Распрямив широкие плечи, он шагнул вперед, закрыв Отраду собой, и она спряталась за его спиной. К глазам отчего-то подступили слезы: давно ведь она ни за кем не хоронилась...
Староста недовольно крякнул, заметив девку. Хотел он потолковать с кузнецом с глазу на глаз. С ухмылкой он проследил, как та юркнула за спину строптивцу. И подумал, что, может, не так уж худо, что повстречал тут ее. С кузнецом-то он всегда словом обмолвиться успеет...
— Здрав будь,
