Отрада - Виктория Богачева

Храбр заскрипел зубами и медленно склонил голову.

— Благодарю за честь, — сказал он тихо.

Белояр озабоченно поглядел на него. Дядька Третьяк подался вперед, будто намеревался что-то сказать, но передумал и остался на месте.

— Вот и славно! — Зорян вскинул руку с кубком и потряс им в воздухе. — Оставим все дурное в прошлом и будем уповать на милость Бога Велеса!

Один за другим мужчины потянулись с капища. Дождь все еще лил, но теперь Храбр едва его замечал. Он ушел самым последним: долго буравил тяжелым взглядом спины старосты и его сынка Первана, пока Белояр не потянул его за локоть, увлекая за собой. Лишь тогда он словно отмер, встряхнулся и заставил себя повернуться прочь.

— Что мыслишь? — Белояр бросил на Храбра короткий взгляд, когда они отошли от капища на добрую сотню шагов.

Тот безразлично пожал плечами.

— Сделаю, как староста велел.

— Храбр, — с укором вздохнул тот. — Я не про то.

— А я про то, — упрямо продолжил кузнец. — Разве ж я могу волю старосты не исполнить?

— Мальчишка, — Белояр сердито фыркнул, не понимая и не одобряя праздного веселья, что вдруг овладело его другом. — Неужто рад?

— Не шибко, — Храбр вскинул на него пристальный взгляд и едва заметно качнул головой, косясь на мужчин, что шагали вровень с ними.

Не хотел он вслух при всех обсуждать случившееся.

Белояр кивнул и больше про грядущую ловиту спрашивать не стал. Но на сердце было ему неспокойно. Ничего доброго от щедрости Зоряна Неждановича ждать не следовало. Это ведали все. Но разве ж мог староста дурное задумать во время жертвы Велесу? Ведь не просто так он Храбра на ловиту снарядить вздумал. Нет. Сказал, мол, чтобы Бог принял их жертву, следует ему примириться с теми, с кем повздорил. Неужто совсем он обезумел?..

Верить в это не хотелось. Но смурное предчувствие точило и точило что-то изнутри, не позволяло успокоиться.

Одно ясно: неспроста староста это замыслил. Была для него какая-то выгода, был интерес. А еще дома надобно рассказать обо всем жене...

Последнюю мысль он, кажется, произнес вслух, потому что Храбр резко к нему повернулся.

— Унял бы ты Устю, я-то ей нынче не указ, — сказал он с кривой усмешкой. — Довольно и Нежке, и Твердяте пустых бабьих причитаний, — он поморщился и поднес руку к глазам, представив, что случится, коли Услада даст волю своему жгучему языку.

Будет до самой осени успокаивать перепуганных брата с сестренкой, которые наслушаются от нее всякой дури.

— Да что с ней поделаешь, — развел руками Белояр. — Тем паче, не со зла.

Храбр раздраженно дернул плечом.

— Со зла, не со зла – то неважно. Им обоим и без того несладко живется. Обойдутся без причитаний Услады, — добавил он с досадой.

— За тебя, дуралея, тревожится, — пробормотал Белояр негромко. — Ладно, будет. Скажи лучше, как ты мыслишь? Одни мы.

И впрямь. Мужчины давно обогнали их, и теперь они шагали вдвоем: вдалеке уже виднелся холм, на котором и стояла их община. Недолго совсем до дома оставалось, только рукой махнуть.

— Мыслю, что неспроста Зорян ловиту затеял. Но чего он чает? Как тут угадать, — Храбр развел руками и поправил широкий ворот рубахи. — Не безусый юнец я ему, справлюсь. Не впервой будет вепря завалить.

— Оттого и странно, — Белояр в задумчивости огладил бороду, хмуря брови.

Оставшийся день Храбр провел с братом и сестренкой, а под вечер, сразу после трапезы, пошел в избу к Верее. Надобно рассказать Отраде про ловиту первым, пока не прознала ни от кого чужого.

Дождь все продолжал накрапывать, и радости это ему не прибавляло. Пока дошел, сызнова вымок до нитки: уже в который раз за день. Зато в избе застал Верею, которую в последние седмицы редко встречал. Нынче же знахарка с озабоченным видом разглядывала свои травы, разложенные на длинном дубовом столе, потемневшем от времени.

— Никак не сохнут, уж многие погнили — вздохнула она, когда обменялись с кузнецом заздравными пожеланиями. — Сыро, мокро. Оно и понятно. Не токмо урожай попортил дождь.

Отрада, смущенная его приходом, суетливо выставляла на стол квас и взвар. Храбр пришел в неурочной час, они только-только закончили вечерять, и она убрала хлеб и горшок с кашей.

Они мало виделись со дня, когда ей вздумалось отнести ему в кузню обед. Немало горьких, обидных слов наговорил ей староста. А Храбр за нее вступился, чем едва себя не погубил! Мог ведь и ударить Зоряна Неждановича. Из-за нее ударил бы. И что потом было бы? Наказали бы его! По ее, Отрады, вине.

Она испугалась. За него, за себя. За молчание свое и обман. Что так и не рассказала ему, что случилось с Твердятой, и с каждым днем тонула в своей лжи, словно в болоте, все шибче и шибче. Испугалась и потому принялась от Храбра бегать. Пару раз заходил он в избу, а она притворилась, что никого в ней не было. Кузню начала обходить дальней дорогой. На жатва на поле и того шибче, от Стояны не отлипала. Ходила за ней навязчивым хвостом, не хотела оставаться одна. Уж и подруга, осердившись, начала ругаться, и сама Отрада чувствовала себя полнейшей дурой.

А поделать ничего не могла.

Боялась и все.

Нынче Храбр пришел, когда Верея была в избе, и спрятаться от него не получилось. Поймав на себе его мягкий взгляд, Отрада и вовсе была готова сквозь землю провалиться. Почему он так смотрит на нее, на негодную?! Она его обманывает, избегает, а он улыбается едва заметно, когда ее видит...

А как шепнул ей тихонько: «здравствуй, славная...»

Нет, такой муки больше не могла она вынести! Решила признаться во всем. Нынче же! Он ее невестой своей назвал, на старосту был готов с кулаками броситься, ее защищал! Себя не жалел!

Но Храбр огорошил ее первым.

Еще раз улыбнувшись ей одними глазами, как токмо он умел, кузнец сел за стол, подвинул к себе чарку со взваром, покатал ее меж мозолистых ладоней и сказал.

— Нынче принесли мы Велесу богатую жертву. Коли все сладится, коли примет он нашу жертву, то закончится дождь.

Верея, усевшись за стол напротив него, вздохнула и подперла рукой щеку.

— Есть что-то злое, недоброе в этом дожде. Нутром чую. Никогда я не ошибалась, —