Отрада - Виктория Богачева

Встревоженная Отрада вцепилась ладонями в лавку, на которой сидела. Ее взгляд жег ему душу почище кузнечного огня.

— Староста даровал мне право первой ловиты. Сразу после Осенин. Сказал, надобно нам примириться и забыть все обиды, коли хотим, чтобы Велес одарил нас своей милостью.

Тонко вскрикнув, Отрада взвилась на ноги. Ее взгляд пылал решимостью, которую досель она не ведала. То, что мучило ее, точило и рвалось наружу, нынче сбылось самым худшим страхом.

Напрасно, напрасно она не рассказала про вуя Избора! Видно, сговорился он давно о чем-то со старостой, и вдвоем намерились они извести Храбра всеми силами. И ловиту неспроста придумали! На ней и сгинуть недолго. Всяк ведает, как опасно ходить на зверя.

— Девонька, ты что? — Верея строго посмотрела на нее, с явным предостережением, но Отрада упрямо закусила губу и мотнула головой.

Довольно! Довольно она слушала мудрую знахарку. Довольно лгала.

Отрада глядела лишь на Храбра.

— Я... — начала и всхлипнула, себя пожалев. — Я... я хочу тебе все рассказать!

_____________________________________________________________________________

* Ловита - охота.

Ну, что я могу сказать) время пристегнуть ремни, мы входим в зону турбулентности.

40

— Я... — начала Отрада и всхлипнула, себя пожалев. — Я... я хочу тебе все рассказать!

С двух сторон прожигали ее и Храбр, и Верея взглядами. Кузнец смотрел хмуро, но ласково. Пока он еще не ведал, что ему предстояло услышать. Знахарка же рассерженно, недовольно качала головой и цыкала языком. Ее осуждение Отрада чувствовала спиной.

— ТвердятузашибвуйИзбор, — выпалила она как на духу, пока не растеряла остатки решимости.

— Что?.. — Храбр подался вперед, не разобрав ее сбивчивого признания.

Глубоко вздохнув, она заговорила медленнее и четче. Уж если хватило совести обманывать того, кого в мыслях звала женихом, то следовало набраться сил и признаться ему во всем не как малолетняя девчушка, которая мамке плачется, что молоко пролила.

— Твердяту зашиб вуй Избор, — убитым голосом повторила Отрада и опустила голову.

Больше на кузнеца глядеть у нее сил не было.

Молчание, овладевшее горницей, быстро стало невыносимым. Верея с горечью смотрела на Отраду, а Храбр – прямо перед собой. Со стороны и за спящего его можно было принять, настолько неподвижным, неживым было его лицо.

Наконец, он встряхнулся и повернулся к Отраде, комкавшей в ладонях поневу.

— Что говоришь ты? — спросил едва слышно. — Откуда про то ведаешь? Уж не почудилось ли тебе, Отрадушка?..

И тут она, вестимо, разрыдалась. Невольно, не желая! Но мягкость его голоса, ласковое обращение она вынести была не в силах. Плакала и себя корила, что негоже слезы по щекам размазывать. Поздно их лить, раньше думать нужно было. Натворила делов – так отвечай.

— Не почудилось, — она закусила губу и вздохнула, готовясь шагнуть в пропасть. — Т-Твердята вспомнил, кто его ударил... он мне поведал...

Про Верею она ничего не сказала. Восхочет знахарка – заговорит. Промолчит – ее печаль.

— Он?.. — переспросил Храбр и невольно потянулся к вороту рубахи.

Неверным движением застывших пальцев, не с первого раза, ослабил тесемки и рванул в сторону крепкую ткань. Та жалобно затрещала, но не порвалась.

— Вуй Избор? Твой вуй Избор?

Он поднялся на ноги, пошатнувшись, и Отрада было дернулась к нему, протянув руки, но заставила себя замереть на месте. Теперь их разделяло несколько шагов, и Храбр вновь возвышался над нею на полторы головы. Медленно вскипающая в груди злость сделала его будто выше. Шире в плечах.

Он глядел на Отраду как человек, услыхавший страшные, дурные вести, и на одно мгновение она помыслила, как, должно быть жутко, было для кого-то сообщить ему про убийство отца и родни. Вестимо, тогда все было много, много хуже, чем нынче, но и сегодняшнего страха Отраде хватало с головой.

— Да, вуй Избор, — нехотя кивнула она.

— Ты присядь, сынок, — ласкового заговорила Верея, но Храбр словно не услышал.

А может, и впрямь не услышал. Мысли его, суетливые, рваные, неслись во все стороны, и он думал обо всем и ни о чем. В голове все смешалось, перепуталось. Столько хотелось спросить: почему молчала? А почему молчал брат? Отчего сказала нынче? Жжет ли ей стыд глаза? Как она могла его обмануть? Пошто одарила таким бесстыдством?..

— Я не... — Отрада тоже хотела с ним заговорить, но оборвала себя на полуслове, когда он резко качнул головой.

Храбр посмотрел на нее, и глаза у него были дикими.

Сердце у нее ушло в пятки. Уразумела, что своими руками все погубила. К горлу подступила тошнота. Она приложила раскрытую ладонь к животу, словно это могло уменьшить звенящую боль. Все внутренности закручивались там в тугой комок.

Ни с кем не простившись, кузнец широким шагом вышел из горницы в сени, и через мгновение они услышали, как гулко хлопнула дверь. Не помня себя, Отрада бросилась следом.

— Храбр! Обожди, ну, обожди же ты! Я... я не чаяла! — кричала она ему в спину, пока, подобрав подол поневы, бежала за ним по тропинке.

Она бы ни за что не догнала бы его, но, дойдя до опушки, он остановился. Ярость клокотала в нем, кипела и искрила почище жаркого огня в кузне, но позволить девке ломиться по кустам через лес он не мог. Как бы ни велика была его злость. Как бы сильно ему ни хотелось стиснуть ее плечи и хорошенько встряхнуть.

— Ступай в избу, — сказал Храбр, даже на нее не глядя.

Повернувшись к ней лицом, смотрел он чуть повыше ее головы, на небо, полное россыпи звезд.

Отрада стояла перед ним – такая сжавшаяся, такая виноватая, такая заплаканная, что сил сдерживаться уже почти не осталось.

— Храбр, позволь... я скажу... я не... я не мыслила утаивать... — она подняла взгляд, и болотная зелень ее глаз пронзила его от груди до хребта. Полоснула не хуже кинжала. Боль была такая же, как от пореза: жгучая, резкая. Пришлось хватануть ртом воздуха и до скрежета стиснуть челюсть.

— Я места себе не находил, — сказал Храбр глухо.

Подбирать слова было мучительно, и в том, как он проговаривал их, как медленно выталкивал из себя, пробивалась огромная