Хризолит и Бирюза - Мария Озера
На потолках и стенах, словно в панораме, тянулись росписи — живые, переливающиеся, кажется, даже дышащие. Это была история — миф о сотворении мира, о богах и великой зиме, сменившей златой век. Я не успевала вглядеться — ноги несли за моей проворной спутницей.
Где-то в коридоре зазвучали шаги. Гости начали прибывать. Мир за пределами меня и Кристы оживал — нарастающим шёпотом тканей, позвякиванием украшений, ароматами духов, шагами в лакированных туфлях.
Внезапно, в зале по левую руку от нас, я заметила, как одно из подвесных украшений — массивный хрустальный элемент люстры — соскользнул и, раскачиваясь, упал, ударившись о мраморный пол.
Криста мигом отреагировала, бросилась туда, не раздумывая — ну конечно. Это было так на неё похоже. Она никогда не могла остаться равнодушной к беспорядку или чужой беде.
А я осталась в коридоре, зачарованная фресками на стенах. История рождения нашего мира с детства притягивала меня своей загадочностью. Эти образы — богини, сотворяющие стихии, мужчина с лицом солнца, несущий огонь в ладонях, — были частью моего воображения с самых ранних лет. Сегодня они оживали прямо передо мной.
— Мир был окутан кромешной тьмой… — прошептала я себе под нос, едва касаясь пальцами стены, где на фоне пустоши простиралось беззвёздное небо. — В этой тьме был лишь Род — прародитель всего сущего…
Я шла вдоль фрески, будто сквозь туманный сон, читая знакомую с детства историю, переложенную здесь в красках и позолоте с пугающей достоверностью. Каждый фрагмент был узнаваем, но будто бы увиден впервые.
Что-то сжалось внутри. Я не слышала этот рассказ много лет. Раньше он казался мне сказкой — нелепым мифом, который Жизель пересказывала с лёгкой иронией мне перед сном. Но здесь, в этих залах, под холодным светом хрустальных люстр, в мраморной тишине императорского дворца он ощущался единственной истиной. Истиной, к которой я была глуха. Меня бросило в жар от масштаба веры, от красоты и ужаса утраченного знания.
— Затем Род родил Любовь… — прозвучал рядом глубокий голос, низкий, обволакивающий, как чёрный бархат. — Так началось сотворение мира. Мир наполнился Любовью.
Я вздрогнула.
Моё тело застыло. Взгляд метнулся вверх, туда, где, на фреске, длинноволосая девушка выходила из раскрытой груди бородатого титана. Рядом с моей ладонью теперь лежала другая — мужская. Она тоже касалась стены. Пальцы — длинные, тонкие, с серебряными перстнями, каждый с разным орнаментом: волны, солнце, узорчатая змея. Рука — крепкая, жилистая, с мужественной костяной линией, обрамлённая тёмным рукавом расшитого серебром пиджака.
Я закусила нижнюю губу — от растерянности, от того, как сильно заколотилось сердце. Развернулась и оказалась лицом к лицу с мужчиной. Он был ближе, чем я ожидала, и смотрел на меня с лёгкой, уверенной усмешкой.
Его рука всё ещё упиралась в стену, перекрывая мне путь, и я вынуждена была отступить ровно на толщину своей спины, вжимаясь в фреску. Я ощущала тепло камня сквозь тонкую ткань платья и его холодный взгляд, скользящий по моему лицу.
Он изучал меня — неторопливо, почти с любопытством охотника. А потом резко отстранился, как будто увидел достаточно. Подтянул манжеты, поправил складки на рукавах. Усмешка исчезла, и вместо неё на лице проступила сдержанная холодность, чуть-чуть высокомерная — роскошь, которую позволял себе его рост и выправка.
— Трущобы полны сюрпризов… — сказал он тихо, почти интимным полушёпотом, и в его хризолитовых глазах мелькнула искра. Свет люстр высекает бликовую россыпь на радужке, а его губы едва тронула полуулыбка.
Он стряхнул с плеча невидимую пылинку, поправил запонки и сделал шаг назад, оставляя после себя лёгкий аромат какого-то древесного парфюма с металлической ноткой.
Глава III
— Офелия, дорогая! — послышался знакомый, тёплый голос, как одеяло в стылом воздухе. — Вижу, ты уже познакомилась с графом Волконским.
Со входа, раскинув руки, к нам приближалась Жизель — стремительно и по-хозяйски, как будто именно она была владелицей дворца. И, возможно, в каком-то смысле — была. Для своих пятидесяти с лишним лет она выглядела изумительно: светлые волосы аккуратно убраны назад, открывая точёные черты и хищные зелёные глаза, отливающие янтарём под бровями. Яркий макияж подчёркивал не возраст — а власть. Чёрное платье с переливающимся змеиным узором сидело на ней, как кожа, а прозрачная накидка, украшенная перьями, шуршала при каждом её движении, как крылья ночной птицы.
Её белозубая улыбка — сияющая, почти материнская — на миг согрела меня. Я почувствовала, как незаметно выдыхаю, и только сейчас поняла, насколько была напряжена. Объятия — прохладные, пахнущие жасмином и табаком — сомкнулись на мне. Перья накидки щекотали мне щёку, а голос Жизель звучал будто в голове — обволакивающе:
— Вы же уже познакомились?
Я сделала шаг назад и украдкой взглянула на мужчину, стоящего всё в той же расслабленной позе, как будто никуда не уходил. И тут — накатило. Узнавание.
Это он.
Лицо, глаза. Тот самый, из зеркала заднего вида.
— Вы… — начала я, но Жизель меня прервала.
— Граф Волконский изъявил желание подвести тебя. Очень любезно, правда? — её брови чуть приподнялись, улыбка осталась прежней — мягкой, как шёлк.
Я не ответила. Вместо этого вглядывалась в его лицо, цепляясь за каждую черту. Почему он не представился сразу? Почему просто молчал, позволяя мне гадать? Или… может, я сама была слишком захвачена — подготовкой, страхом, ожиданием, — чтобы заметить очевидное?
Он, между тем, смотрел на меня спокойно, чуть склонив голову, как хищник — с тем самым выражением, от которого у меня холодела спина. Как будто он видел меня всю — до последней мысли. Как будто мы уже знали друг друга. Или должны были знать.
Ты не гостья, Офелия, — тихо напомнило что-то внутри. — Ты — украшение. Игрушка. Приглашение, завёрнутое в бриллианты.
Я заставила себя присесть в лёгком реверансе:
— Офелия Хаас, — выговорила сдержанно, с придыханием, как будто имя отзывалось внутри меня.
Он взял мою руку. Ладонь была холодная. Его пальцы — крепкие, чуть грубые, — сомкнулись на моей, и он не спешил. Поднёс руку к губам, легко коснулся пальцев, не сводя с меня взгляда.
— Нивар Алиссдейр Волконский, — произнёс, будто приговаривал меня к чему-то. И, чуть заметно склонив голову, добавил: — Заяц.
Я замерла. Веки дрогнули. Он знает. Он нарочно это сказал. Он…
