Интеграция - Анна Ледова
Дочка торговца прилипла к нему намертво. И неожиданно – он к ней. Впервые возникло странное чувство: теперь он до трясучки, до затмевающей голову ярости не мог выносить, когда к Анете прикасался кто-то другой. Будь то её мать, соседка или младший брат. Хотелось похитить Анету, запихнуть в карман – нет, спрятать под рубашку, поближе к сердцу – чтобы никто больше не смел даже смотреть на неё. Они сбежали в другой город, тайно обвенчавшись.
Красный был счастлив целых четыре года, пока его сокровище не унёс очередной всплеск чумы.
Следующая человечка умерла от старости. Верная Павла прожила с ним пятьдесят три года, даже ни разу не задавшись вопросом, почему её возлюбленный, её господин, смысл её жизни за всё это время повзрослел едва ли на пять лет. Боль от утраты была невыносимой, и красный пошёл вразнос. В какой-то момент его коллекция насчитывала до тридцати прекрасных, уникальных экземпляров. Только, в отличие от бездушных закладок Хайтвер, его сокровища имели одну отвратительную привычку: умирать… А с ними каждый раз умирал сам Ройнедраг. Но наутро просыпался, ощущая новую зияющую рану в груди после очередной потери.
Чёрная долго смеялась над ним, когда вернулась. На неё улыбка красного не действовала, он не мог сделать её по-настоящему «своей». А ведь только такие, ощутившие в полной мере харизму Роя, отныне беззаветно преданные ему девицы и становились его сокровищем.
Чёрная вернулась осмелевшей и искушённой. Она дарила много плотской радости, сама наслаждаясь ею, а ещё мнимой властью над красным. Но плотские утехи были ничто в сравнении со счастьем обладания истинным сокровищем. Когда умерло последнее, и коллекция вновь опустела, Рой поклялся себе больше никогда не заводить новые экземпляры.
Пока в одной комнате с ним и Хайтвер не оказалась дрожащая худенькая девушка с медными волосами. Того же глубокого насыщенного оттенка, как у Анеты. Лицо Анеты давно забылось, а вот цвет волос – нет. А ещё Хайтвер хотела её убить. Просто затем, чтобы окончательно отвязать Тойтс от его последней человечки-хранительницы. Чтобы больше никто не смог посягнуть на драконью собственность.
Если бы Хайтвер могла, она бы хладнокровно убила те его сокровища, что ещё были живы, когда они впервые сошлись после долгого расставания. Нет, она не ревновала к тем тихим старушкам, что спокойно доживали свой век в «сокровищнице» – доме престарелых, который Рой специально выстроил для них, окружив уютом и исправно их навещая. Просто она была собственница, а ещё не хотела, чтобы у красного было что-то своё. Но посягательство на чужую коллекцию по драконьим законам каралось смертью, и Хайтвер прекрасно об этом знала. Злилась, но ничего не могла сделать. Зато потом смеялась над ним снова: теперь уже потому, что коллекция красного снова пуста…
Рой давно не знал жалости к людям. Но эти медные волосы… И он сделал рыжую человечку «своей». Улыбнувшись: криво, скупо, почти позабыв, как это делается, зато искренне. Просто чтобы насолить Хайтвер. Поставить её на место. Уже не думая о последствиях своего поступка.
Несколько дней он боролся с собой. Гнал от себя прилипчивую человечку, грубил, избегая смотреть в её преданные глаза. На сильных духом девиц его харизма действовала слабее, были в его коллекции когда-то и такие экземпляры, что осмеливались с ним спорить, даже уходить… Но всё равно возвращались, не в силах противиться драконьим узам. Рой до последнего надеялся, что эта рыженькая тростинка пошла характером в свою далёкую прабабку Таволу Бэртель, что когда-то сумела вырваться из-под власти Драгана Ярого, его отца. А ведь наверняка она его любила… Но человечество любила сильнее.
Не пошла. У этой Бэртель будто не было характера вовсе. Робкая, тихая, слабая… Чудесная. Тонкая и изящная, как фарфоровая статуэтка. Нет, фарфоровая кукла. Да будь у него огромная, бесчисленная,живаяколлекция, она бы всё равно стала её украшением, жемчужиной. Эту куклу хотелось бережно носить по пещере. То усаживать её в кресло и давать книжку, то за стол и кормить с рук редчайшими деликатесами. Расчёсывать и заплетать её медные волосы. Осторожно купать хрупкую драгоценность в ванне и наряжать в самые красивые платья. Переодевать куколку к ужину. Выносить в сад и слушать её тихий смех, пока она забавляется с цветами и бабочками. Нежно укладывать рядом в постель и всю ночь любоваться подрагивающими во сне ресницами и тонким румянцем, пока сокровище спит. Изредка и невесомо прикасаться к фарфоровой коже губами, боясь неосторожным движением повредить деликатную игрушку. Он бы оберегал её от ветра, от дождя, от всего зла, что творится в этом диком мире… Он бы…
Он бы ничего этого делать не стал, мучаясь, страдая и заставляя страдать её. Но проснувшийся дракон рассудил по-своему.
Римми
Голый человек, только что бывшим красно-золотым драконом, стоял на пепелище, прижимая к себе нейрин Бэртель, пряча её голову у себя на груди. Саму Кирен, кажется, нагота мужчины не смущала.
Римми застыла столбом, не в силах оторвать взгляд от этой пары и уже совершенно не понимая, как на это реагировать дальше.
Зато быстро поняли другие.
К границе миров потянулся народ. Все те, кто ещё двадцать минут назад бежал из опасной зоны сломя голову. Простые горожане Эбендорфа, маги, едва оклемавшиеся после оглушения боевики Альянса – те, что не были ранены. Биозы в белых неудобных хламидах. Туристы из иного мира. И журналисты, конечно…
Дойдя до разрыва и не смея идти дальше – уже на территорию Абендира, народ молча бухался на колени, не сводя глаз с голого человека.
В наступившей тишине Римми только сейчас услышала ровное жужжание несколькихдронов, по-видимому, снимавших всё, что тут произошло ранее. И то, что творилось сейчас – всё прибывающие толпы людей, узревших нового мессию.
– Да … твою мать, – зло и обречённо прозвучало позади.
Римми ещё обернулась, чтобы укоризненно посмотреть на Кэла: такая оценка хоть и была к месту, хоть она и сама переняла у мужчины несколько крепких ругательств, но неприкрытый мат всё равно неприятно резанул уши. Однако так грубо выругался в её присутствии вовсе не Кэл, а нейр Мортестиг.
Глава 24
Орша
– Согласен, – тихо сказал Орша, отвечая на последнюю фразу Мортестига, прозвучавшую ещё там, у разлома. – Точнее и не скажешь, нерре.
Всю их честную компанию – Кэла,
