Василиса Прекрасная и царевич - Елена Эйхен

— Как ты это сделала, девка? Одна?

— Благословение матушкино помогло, — ответила я. Технически не соврала.

Яга прищурилась.

— Благословение, говоришь? Хитра ты. Ладно, заработала ужин. Садись.

Она плюхнулась на лавку, налила себе щей. Ела жадно, по-стариковски чавкая. Обычная еда. Никакого поедания человеческих костей.

— Вы очень устали, — заметила я. — Тяжело одной со всем справляться?

Ложка застыла на полпути ко рту.

— Чего?

— Большое хозяйство, лес огромный. Вы одна следите за всем. Это требует колоссальных усилий.

— Что за дурь несёшь⁈ — Яга вскочила. — Я те не подружка, чтоб душу изливать!

— Вижу, используете агрессию как защитный механизм, — кивнула я. — Это нормальная реакция на попытку эмоциональной близости, особенно после длительной изоляции.

Яга открыла рот. Закрыла. Снова открыла.

— Ты… ты вообще кто такая?

— Я просто замечаю детали. Например, вы принимаете валериану от бессонницы. Тапочки мягкие любите, нога, наверное, болит. Косметикой пользуетесь, хоть и прячете. Вы не монстр, бабушка. Вы человек, который очень долго живёт в одиночестве.

Лицо Яги прошло через целый спектр эмоций. Ярость. Недоумение. Страх. Снова ярость. И что-то ещё — растерянность?

— Никто… никто никогда… — она осеклась. — Да я тебя сейчас!..

— Можете съесть, — согласилась я. — Но это не решит ваших проблем. Одиночество останется.

Яга застыла с занесённой рукой. Потом медленно опустила её.

— Ты странная, девка.

— Возможно. Но я умею слушать, если захотите поговорить.

Какое-то время она молча смотрела на меня. Потом хмыкнула и снова села за стол.

— Поговорить она, значит, желает… — протянула, будто пробуя слова на вкус. — Век за веком живу, не сосчитать уж, — никто рта не открывал. А тут девка пожаловала…

Она замолчала, уставившись в щи. Я ждала.

— Триста лет, — вдруг глухо сказала она. — Триста лет в этом лесу маюсь. Знаешь, отчего черепа на заборе торчат?

— Защита?

— Компания, — усмехнулась Яга горько. — Хоть мёртвая, а всё ж не одна с сумерками да ветром.

Это же клинический случай социальной депривации. Триста лет изоляции — неудивительно, что она стала такой.

Но тут взгляд Яги изменился. Стал острым, подозрительным. Она проследила, куда я смотрю, и поняла, что мой взгляд скользнул к печке. К тайнику.

Медленно поднялась.

— Что ж ты видела, девка? — голос Яги заскрипел, как старый сундук.

Сердце ухнуло. Врать бессмысленно — почувствует.

— Я… я просто осматривалась, пока прибиралась, — выдавила я.

Яга подошла к печи, провела когтистыми пальцами по кирпичам, отодвинула заслонку. Тайник — цел. Но когда она обернулась, в глазах её уже полыхал холод.

— Много ты знаешь, чересчур много, — протянула она. — И умна больно. А с умных, знаешь ли, толку мало — живут коротко.

Она двинулась ко мне, щёлкая железными зубами. Костяная нога бухала о пол.

— Жаль-то как… — вздохнула Яга, почти ласково. — Жаль. Да нельзя теперь тебя живой оставлять — порядок такой, стародавний…

Рука её протянулась — костлявая, сухая.

Я отступила, спиной упёрлась в стену.

Холодные пальцы коснулись горла.

Глава 7

Пальцы на горле сжимались медленно, методично, давая прочувствовать каждое мгновение. Воздуха не хватало.

Мозг лихорадочно перебирал варианты. Вырваться? Бесполезно — она сильнее. Закричать? Не получится — горло сдавлено. Умолять? Она уже всё решила.

Осталось одно.

— Подождите! — выдавила я. — Давайте поговорим!

— Я есть хочу, а не говорить.

— Зачем съедать единственного человека, кто вас понимает⁈

Пальцы замерли. Не отпустили, но и не сжались сильнее.

Пауза.

Я чувствовала, как бешено колотится сердце. Как дрожат колени. Но продолжила: раз сработало, надо добивать:

Яга молчала. Смотрела на меня — я не видела её лица, только ощущала взгляд. Тяжёлый. Оценивающий.

— Вы проецируете свой страх на меня! — выпалила я, уже почти истерично, но слова сами выстраивались в цепочку. — Это классическая защитная реакция на попытку эмоциональной близости! Вы боитесь привязанности, потому что все, кого вы знали, давно умерли! Это травма потери, усиленная хронической социальной депривацией!

Пальцы дрогнули.

— У вас явные признаки избегающего расстройства привязанности! — тараторила я, чувствуя, что уже и сама не понимаю, что несу. — Агрессия — ваш способ держать дистанцию! Но изоляция только усугубляет проблему! Вам нужен контакт, иначе когнитивные функции начнут деградировать! Уже, кстати, началось — видели бы вы, как разговариваете с черепами!

Яга отшатнулась.

Рука упала.

Я рухнула на пол, хватая ртом воздух, то ли от бабкиной хватки, то ли от длинной речи. В глазах плясали чёрные точки.

Яга попятилась к столу, бормоча растерянно:

— Престань… не понимаю я, что ты плетёшь, девка… голова кругом…

Она плюхнулась на лавку, зажала виски костлявыми пальцами. Качала головой, будто пыталась вытрясти из неё мои слова.

Я выдохнула, прислонилась спиной к стене. Ноги дрожали так, что встать было невозможно.

«Сработало, — пронеслось в голове. — Надо же, сработало. Я только что отговорила ведьму-каннибала меня съесть при помощи клинической психологии».

Несколько минут мы обе молчали, приходя в себя.

Потом я осторожно, но твёрдо произнесла:

— Я молчу про то, что видела. А вы к моей шее свои лапы больше не протягиваете. Договорились?

Яга подняла голову. Посмотрела на меня — и в мутных глазах мелькнуло что-то почти человеческое.

— Ладно, ладно… — проворчала она, отмахиваясь. — Сиди уж тута. Не трону больше. Только с ума не своди старую, да словами мудрёными не пугай.

Я медленно встала, подошла к столу и села напротив — так, чтобы между нами была безопасная дистанция. Яга смотрела на меня исподлобья.

«Ну хоть где-то психология помогла, — подумала я и усмехнулась: — Если бы мне год назад сказали, что я буду болтовнёй отговаривать ведьму меня сожрать, я бы рассмеялась».

Собралась с мыслями. Надо использовать момент.

— Мачеха послала меня за огнём, — сказала я деловито, стараясь не показать, как всё ещё дрожат руки. — И вот я пришла. Какова цена?

Яга усмехнулась. Железные зубы щёлкнули.

— Хе-хе! Деловитая больно какая. Ишь ты!

Она принялась чавкать, допивая остатки щей из миски. Не торопилась отвечать. Заставляла меня ждать — и она прекрасно знала, что делает.

Наконец, вытерла рот рукавом и сказала:

— Просто так ничегошеньки не даётся, девка. Огонь мой не простой. Не всякому даётся.

Я напряглась, чувствуя подвох.

Яга поднялась, подошла к полке,