Горячая штучка - Люси Вайн
— Элли! — счастливо восклицает она, хватая руками экран. Милли считает меня суперклассной. Когда она была совсем маленькой и не умела правильно выговаривать все слова, она думала, что у нас одинаковые имена, и постоянно сообщала мне о том, что мы близнецы. Когда я замечала, что я старше, она нежно смеялась, гладила меня, как будто я — идиотка, и объясняла сладким голоском, что, конечно, это не так. Что, вероятно, близко к правде.
— Привет! — одновременно и неуклюже выкрикиваем мы с папой.
— Как дела, малышка? — добавляет он. Она опять не обращает на него внимания.
— Элли, мне нужно поговорить с тобой, — перебивает она и многозначительно смотрит на дедушку до тех пор, пока тот, кряхтя, как старик, не поднимается с дивана.
— Пойду, налью чашку чая, — кротко говорит он.
Когда он уходит, я снова поворачиваюсь к ней.
— У тебя все в порядке? Что происходит? — Я лишь слегка обеспокоена, у Милли часто случаются серьезные кризисы, которые она подробно обсуждает со мной. Последний раз это было связано с обучением плаванию и, по всей вероятности, с крокодилом, появившемся в школьном бассейне.
Она, в точности как подросток, потряхивает светлыми волосами.
— Мне нужно спросить тебя о месячных, — театральным шепотом выговаривает она последнее слово.
— О? — произношу я, стараясь не реагировать.
Да, это хуже, чем я думала. Сначала папа хочет пойти на свидание, а теперь моя шестилетняя племянница хочет обсудить женские дела. Денек сегодня выдался просто восхитительный, и у меня в жизни действительно все прекрасно.
Милли украдкой оглядывается. Никаких признаков мамы.
— Конни говорит, что у меня, когда я подрасту, будут месячные, и это ужасно противно, и нет ничего хуже, чем быть девчонкой.
— Кто это, Конни?
Она проявляет нетерпение.
— Моя лучшая подруга. Она учится в третьем классе. Она говорит, что у девочек есть месячные, а у мальчиков — тракторы.
— Это сексизм, — машинально говорю я, не зная, так ли это. В мире повсюду сексизм, разве нет? Если сомневаешься, разозлись и закричи, таков мой девиз.
Она игнорирует мой комментарий, поскольку прежде с ней никто не говорил о сексизме. Она говорит, что находит это «скучным», потому что все мальчишки в ее классе — «слабоумные», и нет никаких шансов, чтобы их отобрали в астронавты раньше, чем ее.
— Ну? — Она раздражена. — Что такое месячные? Скажи мне и лучше не ври, Элли, потому что я все равно узнаю.
Я на секунду задумываюсь. Как лучше ответить? Я должна просто быть честной, ведь так? Демистифицировать? Потому что месячные приходят ко всем, и не следует испытывать к ним отвращение или бояться их. Правда, мне почти тридцать, а я по-прежнему испытываю к ним легкое отвращение и боюсь их. Сексизм, понимаете? (Стойте, так ли это?)
— Хорошо, Милли, но это не будет происходить с тобой постоянно, — осторожно начинаю я, моля о том, чтобы показалась Джен и спасла меня раньше, чем у меня отслоится матка. Но, когда ты станешь женщиной (- ударьте меня по лицу, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста —), то это будет происходить раз в месяц, у тебя установится, э-э-э, менструальный цикл.
— Хммммммм, — возмущенно прерывает она меня. — Извини, если это происходит только с девочками, то почему менс-триллликл?
— Менструальный цикл, — поправляю я ее. — Впрочем, это хороший вопрос. И вполне в духе первых лет феминистского движения.
Довольная собой, она кивает, ожидая продолжения.
— Хм. Итак, менструальный цикл означает, что у тебя… уф, из пи-пи каждый месяц будет вытекать немного крови.
Мне не следовало произносить последних слов. Нужно было напустить тумана. Она выглядит до ужаса напуганной.
— Но я ненавижу кровь! — говорит она дрожащими губами. — Я не хочу, чтобы это происходило. И почему это будет вытекать из этой дырочки? Я писаю оттуда! Я не хочу писать с кровью.
— Я знаю, — успокаивающе говорю я. — Это довольно хе… оскорбительно. Но не так ужасно, стоит только привыкнуть к…
Она опять прерывает меня.
— Постой, каждый месяц? Каждый божий месяц? Даже в летние каникулы? Даже если ты в Диснейленде? Что, если я встречу Микки Мауса, а у меня из пи-пи потечет кровь прямо на него? Каждый месяц?
— Ну да, — говорю я, пытаясь представить, что станет с Микки — в любом случае он носит красные шорты. — Но некоторые женщины принимают пилюли (- нет, не говори этого, зачем ты говоришь это? — ), чтобы остановить месячные на время отпуска или во время свадьбы, когда подруга просит тебя надеть облегающее платье, даже если не найдется ни одного человека, который считал бы, что ты красиво в нем смотришься.
Она испытывает облегчение.
— Ох, это здорово. Просто я только, что приняла пилюлю, и теперь у меня никогда не будет месячных.
Разумеется, именно в этот момент в гостиную входит Джен и замечает нас. Милли поворачивается и визжит:
— Мам, ты должна дать мне пилюлю.
О, черт возьми.
Джен, кажется, шокирована.
— БОГА РАДИ, — кричит она. — Не зови меня «мам», ты — британка. Не знаю, что с тобой делать. Мы пробыли здесь всего год, а у тебя уже адский акцент. Скоро ты скажешь, что тебе больше не нравится стоять в очереди.
Несколько секунд они сверкают глазами друг на друга, а потом Милли бросает телефон и вразвалочку выходит из комнаты. Я полминуты разглядываю нарядную гостиную, прежде чем на меня надвигается лицо Джен. Она холодно оглядывает меня.
— Так она спрашивала тебя о месячных? Я убью эту маленькую сучку Конни.
Из кухни доносится неуверенный голос папы:
— Вы закончили болтать? — Он просовывает голову в комнату, после чего вносит в нее остальные части своего тела. Он держит в руке печенье с ванильным кремом и выглядит слегка побитым.
— Ты слышал? — сочувственно спрашиваю я его, и он печально кивает, снова садясь на диван. Я вручаю ему телефон, а он наклоняется к камере, так что Джен виден только его глаз.
— Привет, Дженни, отлично выглядишь, — говорит он.
— Я знаю, — самодовольно кивает Дженни. — Я болела целую неделю, поэтому похудела на четыре фунта. Я выгляжу замечательно.
— О, ну тогда прекрасно. Я рад, что тебе лучше, — неуверенно произносит папа.
— Я выгляжу стройнее, правда? — спрашивает она меня, и я с готовностью киваю.
— Да, Джен, ты на самом деле выглядишь очень хрупкой. Можно подумать, что тебе остался один шаг до смерти.
Она улыбается, она довольна.
Джен нравится быть худой. Это она любит больше всего остального — больше, чем свою семью. Для таких, как она, переехать в Лос-Анджелес — все равно, что вернуться к себе домой. Наконец-то она может целыми