Заточение - Джейн Генри

Наконец, мне нужен душ и нормальный завтрак, так что я иду к двери.

Когда собираюсь уйти, Лев окликает: — Изабелла.

Оборачиваюсь, жду.

— Ты не одна, — говорит он, и его голос звучит мягче, чем я когда-либо слышала. — Помни об этом.

Я не отвечаю, но его слова остаются со мной, пока ухожу. Впервые задумываюсь, есть ли способ выбраться из этого хаоса, где мы могли бы найти хоть каплю понимания. Что-то вроде перемирия.

Я имею в виду, мы, черт возьми, женимся.

— Мне нужна одежда. И… кое-что еще, — говорю ему.

— Составь список, — отвечает он между подходами на бицепс. Я наблюдаю, как пот блестит на его лбу, а мышцы рук напрягаются под нагрузкой. Я сглатываю.

— И что потом?

— Я позабочусь об этом.

Я хмурюсь.

— Как долго ты будешь обращаться со мной как с пленницей? Даже если я выйду за тебя?

Он опускает штангу на пол и выпрямляется во весь рост, уперев руки в бедра.

— Столько, сколько, черт возьми, потребуется. Вечно, если придется.

Я подавляю рычание.

Он поднимает невероятный вес и начинает жим лежа.

Выскочка.

Он продолжает поднимать. Мне нужно найти что-то, что отвлечет его.

Ооо. Ягодицы.

Встаю перед ним, чувствуя тяжесть его взгляда, когда беру штангу. С намеренной медлительностью кладу ее на плечи. Бросаю взгляд в его сторону, чтобы убедиться, что он смотрит, затем сосредотачиваюсь на зеркале перед собой. Встречаю его взгляд в отражении, когда опускаюсь в глубокий присед, моя форма идеальна, движения под контролем. Я поднимаюсь, мышцы ног и ягодиц напрягаются от усилия, зная, что он не может отвести взгляд.

Повторяю движение, каждый присед смесь контролируемого соблазна. Его внимание полностью переключается с подъема штанги на меня, уголок его губ приподнимается в усмешке. Добавляю чуть больше покачивания бедрами, поднимаясь из каждого приседа, мои глаза не отрываются от его. Напряжение в комнате нарастает, становится ощутимым.

Его реакция мгновенна и интенсивна. Он замирает на середине подхода, вес зависает в воздухе, пока он пытается сохранить концентрацию.

— Я не знала, что ты так умеешь, — дразню я.

Его глаза сужаются, в них мелькает смесь веселья и восхищения. Он качает головой из стороны в сторону.

— Ты не облегчаешь мне задачу, — бормочет он, низкий тембр его голоса разносится в тишине комнаты. Я наблюдаю, как он с контролируемым стуком опускает штангу, не разрывая зрительного контакта.

— Что? — спрашиваю с наигранной невинностью. — Я тренируюсь. Не моя вина, что ты не можешь держать свои мысли под контролем.

Он откидывается на скамью, скрещивая руки на груди, и открыто наблюдает за мной, его глаза темнеют с каждым моим приседом.

Стало жарче, или это мне кажется?

— Впечатляющая форма, — наконец говорит он, и в его голосе звучит вызов. — Но сможешь ли ты ее поддерживать?

Его слова звучат как вызов. Я знаю, как и он, что речь не о приседаниях.

Я не могу отвести взгляд, и он тоже.

Мои губы изгибаются в игривую улыбку, когда делаю еще один присед, задерживаясь в нижней точке чуть дольше, чтобы подразнить его. Я медленно поднимаюсь, мои движения плавные и намеренные. Когда он подходит ко мне, в его глазах мелькает вызов. Он становится позади меня, берет еще несколько блинов и добавляет их на штангу, его движения намеренные и расчетливые. Я приподнимаю бровь.

Это не про вес, и мы оба это знаем.

— Думаешь, я не справлюсь? — дразню я. Я выбрала вес меньше обычного, чтобы подразнить. А еще не хотела, чтобы он знал, насколько тяжелый вес я могу поднимать.

— Давай узнаем, — говорит он, откидываясь на стену и снова скрещивая руки.

Я качаю головой и начинаю еще один присед. Это тяжело. Первые несколько повторений даются легко, но я устаю.

Без слов он берет еще два блина.

— Продолжай, — приказывает он, не отрывая от меня взгляда. — Покажи, на что ты способна.

Ублюдок.

Я снова приседаю, напрягаясь от усилий. Снова опускаюсь и с трудом поднимаюсь, только чтобы увидеть, как он ждет меня с еще двумя блинами.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Ты сказала, что справишься. Покажи мне.

Делаю еще один присед, затем еще один. Я не могу дышать. Мои ноги дрожат.

Я не позволю ему победить.

Поднимаюсь с приливом адреналина, ярость бурлит во мне. Снимаю штангу с плеч и, прежде чем успеваю швырнуть ее в его сторону, он одной рукой подхватывает ее и с легкостью поднимает. Он отворачивается от меня и швыряет штангу в сторону, она с грохотом падает на пол и откатывается, а блины разлетаются, как туго скрученные пружины.

Прежде чем успеваю среагировать, он разворачивается ко мне, его глаза горят. Он движется ко мне с хищной грацией. Я отступаю, но слишком поздно. Он быстрый. Сопротивляюсь, но я вымотана тренировкой, и моя реакция замедлена. За считанные секунды он прижимает меня к полу.

— Не шути с весом.

— Это ты начал!

Господи, мне что, двенадцать?

— Думаешь, можешь делать что угодно? — рычит он, его голос низкий и гулкий у моего уха. — Думаешь, можешь дразнить меня, тренироваться полуголой и ожидать, что я не прикоснусь к тебе?

Открываю рот, не зная, что ответить. Конечно, я думала, что могу дразнить его. Думала, что могу тренироваться полуголой. Не уверена, что когда-то предполагала, что он не прикоснется ко мне…

Он с легкостью переворачивает меня, его рука опускается на мою задницу. Боль мгновенна, и я вздрагиваю. Жар проносится по телу.

— Тебе нужно научиться дисциплине, — бормочет он, его тон мрачный. Я остро осознаю, насколько он возбужден. Насколько возбуждена я. Боже, я горю от желания. Он шлепает меня снова, каждый удар достаточно резкий, чтобы заставить мой клитор пульсировать, но достаточно мягкий, чтобы боль не затмила восхитительное возбуждение, разливающееся по мне. Я задыхаюсь и дрожу.

Он переворачивает меня обратно и обхватывает мой подбородок, заставляя меня встретиться с ним взглядом. Интенсивность в его глазах посылает дрожь по моему позвоночнику. Я горю. Я касаюсь его щеки, моя ладонь встречается с щетиной, и он наклоняется, захватывая мой рот жестким поцелуем, который не оставляет места для сомнений. Лев Романов хочет меня, и я, черт возьми, знаю его слабости.

Наши языки сплетаются, дыхание смешивается. Он на вкус как мята и водка. Я хочу больше. Мои руки находят его