Искушение - Джейн Генри

— Марков, я не хочу встречаться с отцом сегодня вечером, — Вера хмурится, ковыряясь в сэндвиче с индейкой. Я оторвал ее от сегодняшнего биологического симуляционного учения, чтобы поесть. Она работает уже десять часов подряд.

— Знаю. Я тоже не хочу. Но нам нужно играть по правилам, Вера, — отвечаю я.

И мне абсолютно необходимо находиться рядом с ее отцом. В сочетании с видео-слежкой братьев, мои личные наблюдения значительно дополнят картину.

Какие у него привычки? Есть ли распорядок дня, которому он следует? Слабости, которые я мог бы использовать? Мне нужно изучить его психологический портрет. Каково его эмоциональное состояние? Уровень стресса? Как он ведет себя под давлением? Использует ли какие-либо устройства для биометрического отслеживания? Каково его физическое состояние?

— Правда, обязательно? — спрашивает она тихим голосом, который почти делает ее похожей на ребенка. Наполовину ожидаю, что она надует губы.

— Знаю, ты бы предпочла вернуться в защитный костюм и руководить командой в поиске патогена, чтобы развернуть свои учебные станции деконтаминации, — говорю я, скривившись. — Но помни, здесь нет реальных зараженных, а твоя последняя симуляция угрозы была настолько успешной, что профессора едва не перешагивали друг через друга, чтобы поздравить тебя.

Ее глаза светятся, глядя на меня.

— Марков. Ты правда все это заметил.

Пожимаю плечами.

— Это то, что у меня получается лучше всего.

Не единственное, что я делаю лучше всех, но это важный навык, который стоит развивать.

— В любом случае, — продолжаю, протягивая ей открытый пакет чипсов. — Нам не придется там задерживаться. У тебя завтра раннее занятие с личным тренером перед еще одним долгим днем в лаборатории, — подмигиваю ей.

— И мой отец не должен знать, что ты мой личный тренер? — спрашивает Вера, забирая чипсы. — Я рада, что они начали завозить сюда американскую еду.

— У тебя и так много дел, — говорю я, потянувшись за сэндвичем для себя. — Последнее, что тебе нужно это давиться незнакомой едой после тяжелого рабочего дня. Как там американский подлиза?

Она закатывает глаза и громко вздыхает.

— Он такой зазнайка, что меня просто тошнит. Когда Морозов попросил объяснить, почему я выбрала определенный протокол, Джейк снова и снова рассказывал о своих дурацких исследованиях деконтаминации и об опытах с командой из Гарварда. Он потратил кучу времени на болтовню о протоколах. А когда Морозов предложил мне распределить роли в команде с учетом навыков, Джейк ехидно заметил, что у меня, как у женщины, недостаточно силенок, и что он или Максим лучше подходят для заданий, в которых присутствуют физические нагрузки.

Она фыркает, но мне это не кажется смешным.

— Он так сделал? — спрашиваю я, сдавленно усмехаясь. Опустошаю бутылку с водой и сминаю ее в кулаке, представляя на ее месте тощее горло этого американского выскочки.

— Марков, — говорит она уже серьезно. — Ты не можешь вмешиваться. Это может поставить все под угрозу.

— Не все, — отвечаю я.

— Пожалуйста, — умоляет она, подавляя стон. — Боже, зачем я тебе вообще что-то рассказала?

— Потому что моя задача — защищать тебя, и я спросил, — отвечаю, наклоняясь, чтобы заправить выбившуюся прядь ей за ухо. — И потому что я твой муж.

Я знаю, это всего лишь игра. Знаю, мы притворяемся. Но если бы я сказал, что мне не нравится, как это звучит, это была бы ложь. Два характерных признака Веры — румянец на щеках и то, как она прикусывает губу, выдают, что ей это тоже нравится.

— Помни, я просил тебя доверять мне, Вера, — беру ее руку и подношу к губам, чтобы поцеловать. Ах, снова она прикусывает губу. Мой член дергается в штанах.

— Во сколько нам нужно выезжать на встречу с моим отцом? Мне нужно закончить презентацию до выхода.

Проверяю телефон и хмурюсь.

— Черт. Он перенес встречу на более раннее время. У нас два часа.

— Два часа?! — она вскакивает из-за стола. — Я не успею!

Вере требуется немного времени, чтобы переключиться с одного дела на другое, вероятно, из-за того, что она слишком сосредоточена. Бросаю на нее взгляд. Ей придется успеть, даже если она не хочет.

— Как думаешь, какая реакция будет у твоего отца, если ты опоздаешь или вовсе не придешь на ужин, на который нас позвали? — спрашиваю, зная ответ заранее.

Она тяжело вздыхает и качает головой.

— Твоя правда. Ладно, хорошо. Я могу подготовиться, но мне нужно закончить то, над чем я работаю, и предупредить всех, что мне нужно уйти.

Два часа спустя мы садимся в машину, которую прислал ее отец. Пока Вера собиралась, я освежил в памяти все, что знаю о Маркове, на случай, если ее отец решит задавать вопросы.

Вера выглядит ужасно напряженной. Она непрерывно кусает губу, ерзает, постукивает ногой. Даже ловлю ее за тем, что она грызет ноготь, чего никогда не делает.

— Почему ты так нервничаешь? — спрашиваю, садясь рядом с ней в машину. Говорю водителю, что нам нужно в ресторан «Золотой Купол», знаменитый своим золотым оформлением и панорамным видом на центр Москвы, включая Храм Василия Блаженного. Это место для элиты, где столик нужно бронировать за месяцы.

— Это из-за отца, — просто отвечает она. — У нас сложные отношения.

Закрываю дверь и проверяю, пристегнут ли ее ремень. Она даже не возражает, пока я проверяю замки. Отлично. Начинает привыкать.

— Да, точно, твой отец. Он, как всегда, зациклен только на себе и делает только то, что повышает его статус в глазах окружающих, а значит сегодняшний ужин с тобой просто для галочки, — вопросительно наклоняю голову в сторону. — Правильно?

— Да, — вздыхает она. — Ты знаешь, что это за место? Ты был там раньше?

Отрицательно качаю головой.

— Я изучил планировку и чертежи, чтобы знать, где находятся выходы, но лично там не был.

А также выяснил, где лучше всего ловит связь и где можно сесть в тускло освещенной зоне, чтобы минимизировать шансы встретить знакомых.

— Это, — она делает жест в воздухе, изображая кавычки, — несравненное сочетание роскоши и утонченности, хорошо известное своим уникальным слиянием традиционной и современной русской кухни, кулинарных техник и выдающейся винной карты, в которой собраны лучшие сорта вин. — Вера закатывает глаза и продолжает: — Проще говоря, это значит, что мы заплатим в десять раз больше, чем