Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

— Ты не голодная?

Андрей обходит меня, вроде как невзначай касаясь кончиками пальцев кисти. Ничего вызывающего не делает, но качает и качает. Качает и…

— Нет, спасибо. Мы вкусно поужинали.

— Мне нужно сделать пару звонков. Если я не буду тебе мешать — можешь ложиться.

— Я пока не хочу.

Андрей кивает. Просто смотрит на меня, а потом протягивает руку. Я скольжу пальцами по развернутой навстречу ладони. Мы — любовники. Между нами нет физиологических тайн, но вот сейчас в замкнутом пространстве с ним я чувствую себя взбудораженной и смущенной.

Муж тянет на себя, я поддаюсь.

Он опускает наши руки и заставляет поднять подбородок, потому что зрительный контакт не рвет.

— Вы так трещали с Авророй…

Делает паузу, в которую я красноречиво розовею.

— Кости мне мыли?

Снова молчу.

Он ни разу не спросил об этом ни днем, ни за ужином. А теперь в нем слышна легкая угроза, но я совсем не боюсь. Даже немного улыбаюсь.

— Ты безупречный. Нечего мыть.

Андрей улыбается в ответ.

— Льстишь.

Конечно, льщу. Но делаю это с удовольствием.

Он подается вперед и коротко целует меня в губы.

Я выдыхаю нелогичный восторг от обычных для нас действий в необычной обстановке и слышу:

— Не стесняйся.

Развернувшись, он уходит в сторону балкона, а меня оставляет посреди своей квартиры.

Когда я жила тут несколько первых дней после заключения нашей с Андреем сделки, спала в гостевой. Тогдашний наш договор, да и эмоциональное состояние, не предполагали секса. Даже прикосновений было минимум. Теперь все иначе, но где я буду спать — не знаю.

Завтра утром Андрею рано вставать. Я всё же склоняюсь к тому, что он решил оставить меня в городе поэтому. Мое нахождение здесь не надо романтизировать. Не надо прислушиваться к его голосу и наслаждаться вибрацией тембра. Не надо представлять себя его настоящей женой.

Я знаю все это отлично. Просто сижу в гостиной, попивая гостеприимно предложенный чай. Андреевы звонки ожидаемо растягиваются из «нескольких» в «вечность». Один за другим. Один за другим.

Но если в своем доме я чувствую себя достаточно уверенной, чтобы отнять трубку и стребовать внимания, то здесь — все иначе. Я скована и напряжена из-за неопределенности.

Мы перекидываемся парой фраз между звонками и он снова уходит. Мне не интересен ни телевизор, ни декоративный камин.

Намного больше — его силуэт на балконе. Повадки. Манера движений. Эмоции на лице, утрированные падением грузных теней.

Там холодно. Он замерзнет. Но при мне разговаривать не любит.

Решив, что Темиров вынужден сохранять конфиденциальность бесед ценой своего здоровья, сжаливаюсь.

Выхожу к нему и, привстав на носочки, на свободное ухо шепчу:

— Я в душ схожу и буду ложиться. Спокойной ночи.

Не жду одобрения. Но, развернувшись, чувствую взгляд сначала затылком, а потом и лопатками.

Мне не надо помогать. Я помню, где хранятся полотенца, где в гостевой спальне включается свет и как отрегулировать температуру воды в гостевом душе.

Не хочу ни наглеть, ни устраивать непрошеные сюрпризы, встречая хозяина в его холостяцкой постели. Тянусь за махровым полотенцем на одной из верхних полок шкафа-купе, когда слышу вроде бы такие долгожданные, но запоздалые щелчки балконной двери и шаги.

Андрей пересекает коридор и тормозит у открытой двери. Я снова чувствую, как его взгляд проходит пожаром по позвонкам.

Оглядываюсь и улыбаюсь.

— Я все нашла.

Показываю темное серое полотенце в тон камня, использованного в интерьере ванной.

Молчит.

Видимо, всего себя выговорил по телефону не со мной.

Стоит, прислонившись плечом к дверному косяку и смотрит пристально.

Я снова розовею, но уже не из-за своих разговоров с Авророй. Мне становится жарко и очень хочется с ним… Здесь.

Дыхание сбивается. Я совершаю небольшой мятеж: разрываю зрительный контакт и делаю шаг в сторону ванной. Он быстрее: делает два.

Пальцы сжимаются на моих бедрах и тянут назад. Губы обжигают шею. Полотенце выскальзывает из пальцев и с шелестом спускается к ногам.

Шепчу:

— Я спать хотела, — чувствуя себя, пожалуй, самой глупой из живших когда-то в этом мире меланфиек.

Эту глупость даже на беременность не спишешь.

Но Андрей не смеется.

Сжимает собачку на молнии моего платья и медленно ведет вниз, обнажая спину. Кончик носа скользит по моей коже. Губы прижимаются к ней в обезоруживающих поцелуях.

Широкая ладонь проникает под ткань раскрывшегося платья и по-хозяйски сжимают потяжелевшую за последние недели чувствительную грудь.

За ухом звучит и навечно остается, хочу я того или нет:

— А я тебя хотел. Договоримся?

Глава 22

Лена

Договоримся, конечно. Как всегда, договоримся.

Развернувшись, я проезжаюсь ладонями по колющим щекам, вискам и напрашиваюсь на долгий поцелуй губы в губы. Когда никто никуда не спешит. Когда итог предрешен и его даже хочется оттянуть.

Сначала это просто серия невесомых мягких прикосновений, потом — смешение слюны, которое работает как поджигатель.

Воздух в гостевой спальне звенит тишиной. Между нами нет клятв в любви, слов о том, как сгораем от чувств, и даже комплименты друг другу — большая редкость. Но я и не уверена, что это все критически необходимо. Сейчас — совсем нет.

Андрей гитарным перебором пальцев скатывает с моих плеч плотный твид. Платье падает вниз. Вслед за ним по ногам "стекают" капроновые колготки и белье.

Макушка Андрея ненадолго оказывается на уровне аккуратного созданного совместными усилиями живота. Он быстро целует под и вырастает.

Приподнимает над полом за талию. В голове вспыхивает чрезмерно романтичное: "заберет меня в другую спальню", но…

Нет так нет.

Голые лопатки и ягодицы первыми касаются прохладного покрывала. Я завожу руки за спину и расстегиваю сбившийся над грудью лифчик.

Андрей нетерпеливым движением сдергивает через голову свой лонгслив и ложится сверху. Я больше по манере делаю выводы о его отношении, чем по словам. Оснований сомневаться, что он правда меня хочет, совсем нет.

Сначала мы снова целуемся губы в губы. Знаем друг друга не досконально, конечно, но хорошо, а всё равно это не надоедает. Даже когда на людях и "прилично" — бабочки в животе взлетают. А если наедине — хочется делать это до боли в губах или потери сознания из-за кислородного голодания.

Но сегодня мы обходимся без обмороков. Андрей спускается от моих губ по подбородку, выставленной напоказ шее и ключицам вниз. Целуют грудь. Играет с сосками в бесстыжие игры, на которые нет сил ни смотреть, ни оторваться.

Откидываюсь на подушку и кусаю губы, покрываясь стыдливыми пятнами, но и остановиться не прошу.

А он спускается… Спускается… Спускается…

Мою дрожь невозможно скрыть. Губы мужа метят тело. Дыхание жжет бедренные косточки и тревожит лобок. Основания ладоней настойчиво разводят колени в стороны.

Я знаю насколько приятно чувствовать, как он ласкает языком. И сейчас с ума схожу, как хочу ответить на всё такой же бессловесный призыв — развести бедра в стороны и умереть от удовольствия. Но не могу позволить, потому что не чувствую себя в моменте безупречной. Для меня это важно. Не расслаблюсь.

Зову наверх, он сжимает пальцами бедра и не слушается. Сердце ускоряется. Кожа горит, как будто ее подожгли бензином.

Горячее дыхание рассыпает по коже мурашки. Пока ещё могу сопротивляться — тяну наверх настойчивей. Оплетаю ногами голые бока и прижимаюсь губами к уголку губ.

— Я без душа не могу. — Шепчу, каясь.

— Ты дурочка, Лен.

Хорошо. Я дурочка. Но ты целуй.

Давлю на затылок и сама зазываю его язык. Сплетаемся. Несколько секунд — и сливаемся.