Я буду держать тебя (СИ) - Торен Эйлин

Одна.

И сейчас, показывая ту самую, созданную ею программу, сложную, но возможную, Аделаида идеально выполняла прыжки, понимая так отчётливо, что каждый может быть последним и… не тревожилась.

Больше нет.

Она всегда была кому-то должна. Сначала тем, кто восторгался. Потом людям, смотрящим со снисхождением, жалостью. Своему телу, которое подвело её, обрубая возможности и желания стать матерью, а оказывается полноценной женщиной.

А Павел не хотел ребёнка из детского дома, и Аделаида понимала, что это желание должно быть в двоих, никак иначе.

Потому, имея пустоту впереди, она точно понимала, что как бы это не жутко было – упасть и не подняться – это её эгоистичное желание, но наполняющее счастьем… для неё конечная точка, в которой всё было бы понятно.

Пока она не остановилась сейчас. И не услышала:

— Да ты охуела, Ада? – проорал Сорокин, оказавшийся у борта.

— Дэн, – одёрнул его стоявший рядом Николай, но Ида видела, что Сорокин не услышит, не отреагирует.

Она сцепилась с ним взглядами.

— Отъебись, – не глядя на друга процедил Денис. — Тебе реально пох на всех? – словно прочитал мысли, залез куда-то туда, внутрь, схватил так, что она не могла вздохнуть.

Сорокин сам не мог втянуть воздух. Каждый прыжок, каждый – он не дышал, у него пропускало удары сердце. Она же, сука, каталась, как в последний раз. Вот сейчас ошибка и всё… всё…

Только мысль, что она упадёт и не встанет. Мысль – и Денис перестал чувствовать себя, только за борт цеплялся, чтобы понимать, осознавать в этом моменте, чтобы хотя бы пальцам было больно, хотя бы…

Злость его переполнила.

Он подумал, что сейчас зубы треснут, так закусил челюсть.

“Зачем? Зачем ты так?”

Это всё, что он хотел бы сказать. Он бы сейчас ринулся на лёд, если бы было можно, поймал её и… убил! Потому что красивая, какая же она красивая была, и… долбила, долбила беспощадно – вот где его можно было срубить. Вот тут.

— Денис… – она не поняла, выдохнула с болью.

Ей стало страшно. Впервые стало реально, ощутимо страшно.

Но чего именно она испугалась? Ида не ответила бы.

— Нах… нах! Слышь? Так нельзя поступать с теми, кому на тебя не насрать! Нельзя, бля! – грыз её Сорокин.

Вбивал внутрь. Каждое слово. Будто физически в неё ударяло. Ощутимо. Даже расстояние между ними не спасало.

Они оба не заметили, как Николай прошёл по льду к замершей в ужасе Виталине, попытался её увести, но наткнулся на какого-то непонятного чувака, которого знала девушка и который знал Козырева.

Даже сквозь сковавший его яростный кровавый туман Сорока осознал, что сейчас будут замес.

Он понял, что не успеет добраться до Николая, чтобы прикрыть, как привык, как делал всегда – его работа на льду уделывать в ничто тех, кто только косо посмотрит на Козыря. Но и сейчас, он делал то же, только игроки другие – Денис был хорош в своём амплуа. Хорош.

Потому, как только Николай принял удар, устояв, Сорокин уже пришёл в движение – шайбы, из его собранных вещей, посыпались на лёд, клюшка в руки и…

— Слышь… – корпус какого-то там “Славы” пришёл в угрожающее движение, поставленное. Это тоже Сорокин отсекал на отлично.

— Слышь, – рыкнул Денис в ответ.

Да, ему нужно сейчас кого-то покалечить, чтобы выпустить бурлящий ад наружу. Никто не мог бы так его взвинтить, как эта мелкая зараза, стоявшая рядом и боявшаяся.

Он, бля, её напугал!

Реально напугал… и продолжал пугать.

Но и срать – Денис ебанутый. Все знали об этом. И время показать себя во всей этой красе, а чего бы и нет? Пусть уж лучше она сама отвалится, раз готова к этому шагу, после которого следует прыжок веры.

Фатальный шаг, фатальный прыжок – ей никто не нужен.

Ада не умеет просить о помощи, не умеет её принимать. Нахуя Сорока вообще к ней полез? Она не пустит дальше обозначенный им же черты – это просто секс на один раз.

— Козырь, свали, – отдал приказ, щёлкнул и отправил шайбу в стену, но так, чтобы уёбок почувствовал, как она просвистит рядом, но в него не попасть.

Правда. Сорокин отпустил себя. Он угорал над, сразу ставшим совсем не таким разудалым, муднем. Денис умел урыть не только руками. Его нельзя было выводить из себя, а сейчас его чувства были выкручены, на максимум – Ада была виновата. Очень. И он теперь не отступит… он держался, чтобы не укондохать этого урода, отправив ему шайбу в голову и не попрощаться с ним на веки вечные, потому что после удара Сорокина уже не было бы койки больничной, сотрясом не отделаться – спокойной ночи, тварь.

— Денис, – шепнула Ида, когда он отправил в напавшего на Николая и Виту чела очередную шайбу.

Но Сорокин не слышал.

А её парализовало, ноги держали, но она не смогла бы сделать ни единого движения. Просто смотрела как хладнокровно Денис “расстреливал”, по сути играя с жертвой, не на равных, злой и циничный.

Где-то там были люди внутри праздника, а здесь – то, что она видела…

Денис показал своего монстра. Того, которого она уже касалась, когда он смёл её своей яростью из-за Паши. Мысли о словах Александра, про невменяемость Сорокина, снова размножились внутри сознания.

Аделаида теперь так много знала о нём, стоящем перед ней – протяни руку и… ей казалось, что там тьма, как есть. Всепоглощающая. И её вытащила, разбередила именно она.

Чем? Почему?

Его обида из-за того, что она скрыла наличие мужа, понятна, но сейчас…

“Нельзя так поступать с теми, кому на тебя не насрать!”

Она хватанула воздух, не сразу понимая, что всё закончилось. Что клюшка больше не щёлкает о лёд, шайбы не ударяются в стены и в дверь. Что и самого напавшего парня нет. Мимолётный, полный мрака взгляд Дениса, говорящий, чтобы она не смела шевелиться, а потом он дошёл до Николая, у которого было разбито лицо, и вцепившуюся в него бледную, как смерть, Виталину.

Аделаида отмерла. Она смогла почувствовать ноги, она даже смогла убраться со льда, а потом и выбраться из дверей, столкнувшись с Минаевым. И добраться до раздевалок…

Но и быть пойманной Денисом. Тут же.

27

Денису вроде и стало легче дышать, он собрался, почти не думал, что и как делать. Отпустил ситуацию, мерзко привычно разложил всё по полкам, предупреждая ответные действия, которые могут навредить Николаю и Виталине – ни друг, ни заноза его не стали бы пытаться сыграть грязно в ответ на не менее грязную игру. Потому Сорока взял всё в свои руки. Чётко и понятно.

Но, когда Ада выскользнула за дверь, понял, что это всего лишь заморозка внутри бури, потому что захотел поймать, вернуть назад. Сам не понял, как не смёл Минаева, который пришёл на каток, посмотреть что происходит, и конечно предъявил за то, что они натворили.

Сорока удивительно спокойно внешне отреагировал. Обманчиво. Пошутил. По дороге смог скинуть Вите обещанный контакт своего травматолога, чтобы Николай поехал снять побои со своего разбитого лица и глянуть, что там с корпусом, куда тоже получил удар.

И Денис думал, что как-то на такой же ровной волне и поговорит с Аделаидой.

Только увидел, влетев в раздевалку, как она коньки расшнуровывает трясущимися руками, как вздрогнула и вскочила, увидев его, что тут же снова перекрыло.

До тьмы в глазах и стискивающей досады – он её от себя оттолкнул.

По-настоящему.

Взгляд её говорил Денису, чтобы он не подходил, чтобы не лез к ней. И рациональное, остатки разумного внутри него, говорили, чтобы он подчинился – вышел и забыл.

А Денис шагнул вперёд.

У него не получалось иначе с ней. Ни успокаивать слёзы, которые лила из-за него. Не спускать свою ярость на тормозах, врезаясь в неё, натравливая своего голодного монстра.

Но и ему так надо было сказать, что она не права. Безумно. До болезненного треска в костях – не делай так, не надо! Не надо… ты упадёшь и всё остановится.

Сорокин ощутил это. У него остановится. Да?