Я буду держать тебя (СИ) - Торен Эйлин

— Твою мать, Ада, ну, попроси же, – поймал её за пояс Сорокин и потянул к себе на руки.

— Ты не понимаешь…

— Попроси, – впечатал её в себя, обнимая.

— Не буду, – заупрямилась Ада, больно ущипнула и пока он шипел, ухмыляясь, увернулась и скользнула из дверей.

Пусть и хотел поймать, выходить сразу с ней было опасно, поэтому Денис ухмыльнулся и достал заинтересовавшую женщину коробку – внутри материалы рекламные арены столетней давности и, мать их, календари. На стены, на столы, карманные – с молодёжной командой.

Десятилетней давности тоже. В марте на перекидном календаре красовался Козырев. Сам Сорокин в июле. Сомнений, что Ада точно знала, что внутри коробки, у него не было.

Стало интересно, а она всё же его видела? Помнила?

Он хмыкнул и заметил на дне стопку фотографий. Фотографий тренеров арены со старого стенда. На одной, конечно, была Плотникова Аделаида Георгиевна… шатенка, красивая, почти не изменилась, только цвет волос. И, в отличии от всех остальных, даже крокодила Гены, расплывшегося в улыбке, Ада печальна.

Хотя… Денис подумал, что именно где-то тогда, получается, она потеряла ребёнка?

В голову полезли дурацкие мысли – почему он не помнит её? Мог бы он ей помочь тогда? Тупо, конечно, – что бы он мог сделать? Веселить её? Ему шестнадцать, а ей двадцать семь… а она маленькая переломанная девочка, намного более несчастная, чем он.

Только очень хотелось бы что-то изменить.

Денис выдохнул, забрал настольный календарь и фото Ады, поставил коробку назад. Выбрался из подсобки, переобулся и поехал в клинику.

Аделаида никогда не анализировала, что ей мешает просить о помощи. А сейчас эта мысль стала какой-то всеобъемлющей.

Что же с ней не так?

Та же коробка… Денис мог бы достать, если бы она просто сказала об этом. Просто коробка – не Луну же просила! Но внутри оказывается ступор – я сама, сама, я могу и ничья помощь мне не нужна.

Наелась.

Но и наелась ли? А может это что-то иное?

Папа и мама ходили с ней маленькой в выходные гулять. Порой даже ездили в другие города. Мама готовилась заранее, папа неизменно соглашался. Ида была счастлива – захватывающее приключение!

Эти светлые воспоминания внутри неё тесно сплетены с образом мамы.

А когда её не стало, то маленькая Ида спросила у папы про прогулку. Просто. Выйти на выходные во двор, или дойти до пруда в парке, покормить уток.

И папа тогда… он согласился. Она деловито собралась, сама оделась. И была счастлива, пока они шли, пока смотрела на птиц, поедающих угощение. А потом посмотрела на папу и…

Радости, даже улыбки – он просто сидел на лавочке, смотрел в никуда, был рядом, но и находился так далеко, что Ида расплакалась, потому что ей показалось, что папа сейчас уйдёт, а её оставит здесь одну. Её плач привлёк его внимание, он всполошился, попытался успокоить, обнял, хотел узнать, что случилось. Искренне. Сейчас Ида понимала. А тогда она просто сказала ему, что хочет домой. С ним. Конечно папа не понял, что именно имела ввиду, посчитал, что дочка устала.

Они вернулись.

И больше Ида не просила с ней гулять. Сама – никогда.

А потом она в какой-то момент осознала, что у них мало денег, что папа много работает, чтобы они едва сводили концы с концами… и перестала вообще что-то просить.

Больно было вспомнить, но и секцию фигурного катания Ида хотела бросить, когда заметила трещину на креплении конька. Тогда она сказала, что ей больше не нравится, только Марго уловила враньё, а папа… папа, кажется, был не очень против.

Впрочем, он любил Иду и был идеальным отцом, делая всё, чтобы она не нуждалась и была счастлива. Как умел.

Просто это сама она такая чувствительная. Научилась нутром ощущать что и как происходит вокруг неё.

А дальше Давыдов. Его всплески – упадок и подъем. Она та, кто безошибочно определяла всего лишь мельком взглянув, в каком Артур настроении, и подстраивалась под него. Оттого они и катались так идеально. Никак иначе – он не менялся, а Ида обожала его, гордилась и готова была на всё.

А потом случился в её жизни Паша – внимательный и задорный, со схожими интересами, понимающий. И безграничная благодарность Иды ему за поддержку, за то, что не бросил.

— Я принесла костюмы, – вытащила её из мыслей Виталина, прохромавшая в кабинет тренеров.

— Что случилось?

— Упала, – призналась девушка. — Ничего такого, – поспешила добавить.

— Сходи, медики ещё здесь, пусть посмотрят, – попросила Ида и Вита кивнула. — А потом можно ехать домой.

— Аделаида Георгиевна, – из дверей появилась голова охранника.

— Да?

— Там вас на проходной ждут, – сказал и пропал, а она не успела спросить кто и зачем.

Они с Витой переглянулись, кивнули друг другу и вышли. Одна к медикам, другая на проходную.

В комплексе сегодня почти не было посторонних, только воспитанники, которым устраивали традиционный праздник, и сотрудники, заканчивающие дела. Никаких персональных тренировок и новичков.

— Здравствуйте, – ей сразу же улыбнулся мужчина с невероятно огромным букетом хризантем.

— Добрый день, – кивнула ему Ида и получила в руки этот самый букет. — Простите… это мне? – нелепо прошептала, переводя взгляда с мужчины на букет и обратно.

Сказать, что обнять его у неё получилось с трудом, это ничего не сказать.

— Если вы Аделаида, – улыбнулся курьер. — Не думаю, что тут много женщин с таким именем, более того, я ни разу Аделаидам цветы не доставлял, а работаю несколько лет.

Она ещё раз, хлопая глазами, ошарашенно глянула на цветы, потом на мужчину.

— А от кого? Боже… сколько тут? – риторический вопрос, конечно.

— Имени заказчика у меня нет, но там есть карточка. А вот сколько цветов скажу, – он лукаво улыбнулся, — пятьдесят один. Черканёте?

Иды пыталась понять, что он у неё просит – расписаться за получение – только и куда букет-то деть.

— Давайте, я распишусь, – улыбнулся охранник, спасая её.

— Спасибо и с наступающим вас! – курьер ушёл, даже не дожидаясь ответа.

— И вас, – всё же пробормотала женщина, растерянно глядя на букет. Не менее растерянно кивнула охраннику и побрела ошарашенная в сторону кабинета.

Невероятно огромные цветы, большие пышные хризантемы нежного розового цвета, наполнили кабинет чарующим запахом.

Ида положила их на стол, плюхнулась на стул, не веря глазам и даже рукам, что ощущали тяжесть цветов.

Карточка была – Ида нашла – внутри только одно слово…

“Бесишь”

И контур сердечка.

Всё это напечатанное тёмными, отдающими золотым, буквами на белой карточке из матового картона.

Сердце замерло, на глазах слёзы… снова.

Она не могла бы поверить, что Сорокин вообще на такое способен. Правда! Ей бы сказали, что он такое подарил кому-то, а она бы фыркнула, что не может такого быть.

Денис и хризантемы розовые? Пятьдесят одна штука?

Прагматичная и экономная Аделаида Георгиевна Плотникова, та, что сидела внутри, уже в припадке билась – сколько это может стоить! Безумие! Расточительство!

И она не дала ему люстру ей купить? За полторы тыщи?

Даже захотелось посмотреть цены на подобные букеты… не говоря о том, что канун праздника и все курьерские службы с ума сходят, доставляя подарки. Наверняка за это тоже немало пришлось заплатить.

Но прагматичная, экономная Аделаида, бесящаяся и возражающая там внутри против такого рода внимания, была просто не услышана вот этой почти расплакавшейся, тронутой Аделаидой.

Это просто… невероятное что-то! Потрясающее её до глубины души. Останавливающее сердце – просто букет. Просто… девочка внутри обняла себя и цветы.

— Ох, какие, – Шепелевская и Лена, зайдя в кабинет, уставились с восторгом на букет.

— Это Димочка подарил? А ты с ним так обошлась, Ида! – возвестила Тамара Андреевна. — Что за представление устроила? Он по-хорошему, а ты! С ума сойти какие цветы, дорогущие!