Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел

— Нет, — говорит он громко, перекрывая голоса Зевса и Афины. — Ты не права.

— Почему это я… — начинает Зевс.

— Не ты. Афина.

Та поворачивается к Хайдесу с жутковатой медлительностью, словно из фильма ужасов. В любой момент, кажется, может начать стрелять из глаз лазерами.

— Что ты сейчас сказал?

Но гнев, продиктованный уязвлённой гордостью, на Хайдеса не действует. Он обращается прямо к кузенам:

— Хейвен получила ещё одну записку, утром перед отъездом с Олимпа. От того же неизвестного, что давно её преследует. Того, что чуть не задушил её в планетарии. И как бы я ни ненавидел Ареса и не хотел его видеть здесь, нам понадобится ваша помощь.

Повисает гробовая тишина. Афина отступает, скрестив руки, будто провинившийся ребёнок, а Зевс позволяет себе довольную усмешку.

— Ты что, опять получила записку? — вдруг оживляется Арес, вытаскивая наушник. — И почему я узнаю об этом только сейчас?

— Потому что ты не имеешь никакого права знать, что происходит в её жизни, — огрызается Хайдес.

Арес, как всегда, только разгорается от его злости. Улыбается хищно, закидывает ноги на стол.

— Это тебе так кажется. А Хейвен мне много чего рассказывала.

— Я не… — начинаю я.

Арес сжимает стакан подальше от руки брата и не сводит с него взгляда. Хайдес отвечает тем же. Я чувствую: всё катится к худшему.

— Как я и говорил, — продолжает Арес, не обращая внимания на мой предупреждающий взгляд, — Хейвен открыла мне своё сердце. А теперь, раз уж мы в одной комнате, кто знает — может, раздвинет и ноги.

Происходит три вещи одновременно. Аполлон бросается вперёд, чтобы схватить Хайдеса. Зевс вскакивает и устремляется к Аресу, видимо, чтобы оттащить его и не дать Хайдесу врезать по лицу. А сам Хайдес успевает только со всей силы садануть по стеклянному стакану — руки Аполлона тянут его в другую сторону.

Стакан врезается в лицо Ареса. Напиток льётся ему прямо на лицо и заливает чёрную футболку. В полёте ударяет его по нижней губе с глухим звуком.

Вмешивается последняя, кого я ожидала.

— Насилие невыход. Ты же знаешь, он только и хочет, что тебя провоцировать, — Афродита одёргивает Хайдеса, морщась.

— Я должен стоять спокойно, когда он так оскорбляет её?

Афродита упирает ладони ему в грудь и отталкивает на пару сантиметров назад, но ясно, что больше она делать не собирается.

— Ты прекрасно знаешь: стоит тебе хоть пальцем его задеть — он побежит жаловаться в администрацию, и тебя вышвырнут из Йеля. Именно этого и добивается папа. Думаешь, непонятно? Арес подсылается специально, чтобы убрать тебя с дороги. Тогда как ты поможешь Хейвен? Что, устроишься здесь уборщиком? Будешь выслеживать автора записок между тем, как драишь унитазы и парты? — тараторит она, и каждая новая фраза звучит всё резче.

Хайдес смотрит так, будто его только что ткнули носом в правду, от которой он пытался отвернуться. Я подхожу ближе и провожу рукой по его предплечью.

— Она права. И ты знаешь, что слова Ареса — это только слова. Которые, кстати, только сильнее разжигают мою ненависть к нему.

— Думаю, проблема в другом, — встревает Арес. Зевс уже сунул ему пачку салфеток, и тот вытирается, как будто ничего не случилось. Губа в крови, но он всё равно ухмыляется. Классика.

— Клянусь, если ты скажешь ещё хоть слово… — грозит ему Аполлон.

Арес фыркает:

— Заткнись, Иисус из Назарета.

Гермес едва сдерживает смешок.

Арес отодвигает стул с таким скрежетом, что я зажимаю ухо.

— Проблема в том, что ты боишься: между одной и другой провокацией я могу ей понравиться. У тебя такая низкая самооценка… Ты настолько недооцениваешь себя, что не веришь в то, что заслуживаешь любви. И тебе кажется невозможным, что такая, как Хейвен, может любить тебя. Поэтому ты живёшь в страхе, что даже самый конченый урод уведёт её и разнесёт твое чувствительное сердечко в клочья. Я ошибаюсь?

Хайдес сжимает челюсти. Руки сжаты в кулаки по бокам. Все Лайвли, кроме Ареса, отводят взгляд, а он, наоборот, таращит глаза, пытаясь задавить брата.

— Ты такой милый, Хайдес. Поверь в себя хоть чуть-чуть. Я только провоцирую. Мне на Коэн наплевать. Я это уже говорил.

— Хайдес… — пытаюсь вмешаться. Ему стыдно: Арес вывалил вслух то, что и так все знали, но о чём молчали. Мысли слабы, пока они внутри. Стоит проговорить — и они обретают силу, которой уже не отнимешь.

Мне больно видеть его таким загнанным. Но это явно не место для откровенного разговора. Я почти предсказываю его следующий шаг. И действительно — он разворачивается и выходит из кафетерия широким шагом, под любопытные взгляды зала.

Я переплетаю пальцы — привычный жест, когда внутри всё клокочет. Во мне бурлит злость на Ареса. Невероятно, как можно получать кайф только от того, что рушишь чужие жизни.

Зевс откашливается. Кивает на пустые места напротив.

— В любом случае, мест хватит на всех. Садитесь… И ты тоже, — добавляет он, глядя на Лиама.

Лиам хлопает в ладоши и плюхается первым:

— Спасибо, господин Зевс!

Гермес с Афродитой тоже сдаются. Только Аполлон с Афиной колеблются. В итоге Афина бормочет что-то явно непечатное и уходит через противоположную дверь — туда, где исчез Хайдес.

Я скольжу взглядом по столу и ловлю на себе пристальный взгляд Ареса. Он словно ждал меня.

— Отличная погодка, да? Сейчас дождь пойдёт, — кивает он в сторону окон.

Небо и правда заволокло серыми тучами. Гроза будто преследует нас из Греции.

— Вытри кровь, — огрызаюсь я. У него струйка тянется по подбородку, пропадает под воротом. — И прекрати, прошу. Я уже не знаю, как ещё сказать. Может, только наоборот — психология наоборот?

Он надувает губы, как ребёнок:

— Ты волнуешься за меня? Какая милая.

Я отступаю.

— Хватит, Арес, серьёзно. Я правда хотела бы быть твоей подругой, но ты всё портишь. — Я вскидываю руки, раздражение такое, что слов не нахожу. Да и зачем — он всё равно не слушает. — Ты…

— У меня нет друзей. И они мне не нужны, — обрывает он, резко, чужим тоном. На долю секунды в его лице проскальзывает что-то настоящее, уязвимое — и тут же исчезает.

Я не стану спрашивать.

— Отлично. Значит, друзьями мы не будем. — Я наклоняюсь к нему через стол, заставляя встретиться глазами: — Но не смей больше так говорить с Хайдесом. Он тебе ничего не сделал. Если твоя жизнь в дерьме — не трогай других, варись в нём сам.

Я отворачиваюсь, не слушая его ответов. Мне нужно к Хайдесу. Не только потому, что ему тяжело, но и потому что мне он нужен не меньше.

Едва подхожу к спортзалу, из коридора доносятся удары кулаков о боксёрскую грушу.

Замираю на пороге. Хайдес двигается так, что невозможно оторвать взгляд. На нём только джинсы, торс голый. Хорошо хоть бинты на руках.

Каждый его удар — и грация, и сила. Словно танец и бой в одном. Мускулы перекатываются под кожей, уже блестящей от пота. Чёрные волосы разлетаются, закрывая глаза, но он будто не замечает. Он в ярости.

Интересно, заметил ли он меня.

— Хайдес? — зову.

Он замирает. Может, нет. Может, Арес действительно перешёл черту.

— Я уж думал, сколько ты собираешься просто стоять и глазеть, — бросает он нахально.

Сердце делает сальто, а я улыбаюсь сама себе. Хорошо, что он спиной — не видит, как одной фразой превращает меня в сердечки и хаос.

Я подхожу ближе. Он продолжает, не оглядываясь:

— Хочешь продолжить свои уроки греческого, Хейвен? — Звучит почти издевкой. — Вот это, — он бьёт по мешку, — называется Sakos σε κουτί.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он не смотрит, так что продолжает:

Удар, ещё сильнее.

— Это grothia. — Затем поднимает ногу и с силой бьёт. Не представляю, как он это делает в джинсах. — А это ποδόσφερο.

Грудь ходит всё чаще. Дыхание сбивается, но он и не думает уставать. В глазах только азарт.

— А это имя Ареса на греческом: poulái, — рычит он. Делает паузу, чтобы отереть лоб предплечьем.