Горячая штучка - Люси Вайн
В воскресенье он предложил отменить свое свидание, чтобы провести весь день со мной и посмотреть все свои сериалы. Он зарегистрировался на сайте знакомств Guardian Soulmates и договорился об ужине с приятной на вид дамой по имени Эйлин. Он сказал, что Кэндис с Питером помогли ему с выбором, и с гордостью показал мне фотографию из ее аккаунта, которую Кэндис любезно распечатала.
Разумеется, я настояла на том, чтобы он пошел, и большую часть вчерашнего вечера провела одна, погрузившись в свои дурацкие страдания. Я почти не спала с четверга, и к тому времени, когда папа вернулся домой, я была мертвецки пьяна, а сегодня утром мне пришлось очень рано встать, чтобы вовремя приехать на работу. Поэтому я не знаю, как прошло его свидание с Эйлин. Позвоню ему через некоторое время.
Надеюсь, он повеселился, надеюсь, что он счастлив.
Я сижу за столом, пытаясь придумать, что делать со своей жизнью. Я не разговаривала с Софи и Томасом после нашей крупной ссоры в пятницу, и чем дальше, тем больше эта ситуация начинает казаться мне чуточку необратимой. Они не приложили ни единого усилия, чтобы связаться со мной, видимо, не скучают без меня. Может быть, они чувствуют облегчение оттого, что меня больше нет в их жизни. Мне кажется, если бы они были настоящими друзьями, которые действительно беспокоились бы обо мне, то наверняка уже связались бы со мной. Они прежде всего поддержали бы меня. Я так и вижу, как они веселятся вместе, только вдвоем, без меня. Потешаются над тем, какая я идиотка, и радуются тому, что наконец, избавились от меня. Я пытаюсь напомнить себе, что это всего лишь мои домыслы, но мне трудно отделаться от них.
Ох, как я ненавижу себя.
Мне следовало сразу же попросить прощения. Мне следовало немедленно послать им обоим SMS с извинениями и умолять их простить меня. Вообще-то мне прежде всего не следовало ввязываться в ссору. Это так бессмысленно. Но теперь я — мы — провели столько дней, не общаясь друг с другом, что сказать «прости» становится все труднее и труднее. Наша обычно очень активная группа в чате WhatsApp с пятницы подозрительно молчит, и я продолжаю рассеянно хвататься за телефон, чтобы проверить семьдесят сообщений, которые мне обычно удается пропустить за десять минут.
Я опять проверяю телефон. Ничего.
Я не знаю, как решить мою проблему. Боюсь, что это невозможно. Что будет, если я так и не сумею?
Может быть, мне уехать в Америку?
Эта мысль уже приходила мне в голову — так соблазнительно полностью изменить свою жизнь. Это было бы такое приключение — начать все с начала, завести новых друзей, построить совершенно другую карьеру. Я могла бы делать, что хочу, но там не было бы никого из тех, кого я хотела бы видеть рядом с собой.
Родственники с маминой стороны были американцами, то есть у всех нас было двойное гражданство. Мама и папа позаботились об этом, когда мы были маленькими, на случай если когда-нибудь мы захотим либо — по словам мамы — «сбежать от правительства Тори», либо «стать ближе к Бритни». Я всегда вынашивала планы когда-нибудь, воспользовавшись этим преимуществом, попытаться пожить в другой стране. Почему бы не теперь? Я все здесь разрушила, возможно, перезагрузка — это именно то, что мне нужно.
И дело не только в перезагрузке, дело в том, что я была бы ближе к Джен и Милли. Я очень скучаю по сестре и племяннице, я могла бы наладить с ними отношения, могла бы наблюдать, как растет Милли. Для начала я могла бы остановиться у Джен, найти работу и жилье. Там у нас есть дальние родственники, возможно, я могла бы немного попутешествовать, используя небольшие отели. Я смотрю в окно на серый дождь, за стеной которого не видно Лондона. Представьте, какое яркое солнце в Калифорнии. Яркая, красивая зелень. Все залито солнцем, кругом счастливые люди, которые так возбуждали REM[70]. Жалеть мне не о чем, я не бросаю успешную, увлекательную карьеру. Я глажу рукой стопку бумаг, лежащую передо мной на столе. Моя работа здесь, в «The Haies» ведет в никуда, а после той ужасной встречи у меня не было вестей от Элизабет. Я чувствую такое разочарование. Как случилось, что моя жизнь так повернулась? Я не знаю, как еще выбраться из этого замкнутого круга, разве что разом разорвать его. Превратить свой заколдованный круг в квадрат на манер лос-анджелесского.
Но как быть с папой? Можно ли оставить его здесь? Может быть, если он встретит кого-нибудь. Может быть, если Эйлин окажется Той Единственной, может быть, если ему повезет чуть-чуть освободиться от своих надоедливых и прилипчивых детей. Я звоню ему на мобильный.
— Алло? — подозрительно отвечает он.
— Это Ленни, папа. — Ты же знаешь, это та, чье имя высветилось у тебя на телефоне — не говорю я.
— Ленни? О господи, привет, дорогая! Как ты? Ты здесь? Ты в своей комнате? — Я так и вижу, как он оглядывается через плечо на лестницу, ведущую на второй этаж его пустого дома.
— Нет, папа, я на работе. Зачем бы я стала звонить те… не важно. Как прошло? — выжидательно спрашиваю я.
— Что, дорогая?
— Свидание! С Эйлин? — нетерпеливо говорю я.
— О! О, хорошо, дорогая, господи, трудно сказать…
Звучит не слишком обнадеживающе.
— Ну, какая она? — пытаюсь разговорить его я. — Она красивая? Она показалась тебе привлекательной?
— Хм, — колеблется он. — Да, она ужасно красива.
С очень красивыми рыжими волосами.
— И?
— Хм. — Он опять медлит. — Кажется, Ленни, я ее не слишком заинтересовал.
— О!
— Да, мне немного стыдно. Она сказала, что не думала, что я такой старый, а потом спросила, не мажу ли я брови гелем, добавив, что это выглядит очень глупо. Я намазал совсем чуть-чуть, Ленни. Кэндис сказала, что мне идет.
— Ах, мне очень жаль, папа. — Я мгновенно прихожу в ярость. Бедный папа. Почему эта женщина так жестока? Мне приходилось встречать на свиданиях отвратительных людей, но я не думала, что если вам за шестьдесят, дела идут не лучше.
— Не беспокойся! — говорит он с фальшивой веселостью в голосе. — Век живи, век учись,
