Горячая штучка - Люси Вайн
Теперь в домофоне трещит ее приглушенный голос, и ворота начинают со скрипом открываться. Джен уже ждет на пороге с самым-свирепым-выражением на своем недовольном лице. Она выглядит рассерженной, но не только, она выглядит… больной. Она такая худая, она похудела еще сильнее с тех пор, как я видела ее в последний раз. Говорят, что камера полнит, тогда телефон с камерой, должно быть, добавляет по меньшей мере килограммов шесть. Я никогда не видела ее такой исхудавшей. Ее худоба — это первое, что бросается в глаза, и от этого она выглядит такой уязвимой. Я внимательно вглядываюсь в ее точеное лицо, все черты ее сердитого лица и морщинки странным образом сместились — они не на своих местах благодаря обязательному ботоксу.
— Привет, — холодно говорит она, чуть шире открывая дверь и не предлагая помочь мне с багажом.
— Прости, — снова смущенно говорю я и пошатываюсь, заходя в дом и перетаскивая чемодан через порог.
— Не беспокойся, — говорит она, избегая смотреть мне в глаза.
— Пожалуйста, не сердись на меня, — умоляю я, садясь и осторожно касаясь руки Джен. — У меня была дерьмовая неделя. Мне просто захотелось сбежать, мне захотелось увидеть тебя и Милли. Я скучаю по вам. Я потратила весь остаток на своей кредитке, чтобы прилететь сюда! И буду расплачиваться за это следующие семнадцать лет.
Она смотрит на меня соответствующим образом и неохотно кривит губы в улыбке. Я думаю, что мое наказание окончено.
— Хорошо, — говорит она чуть теплее и обнимает меня. — Как приятно увидеть тебя, сестренка. — Отстранившись, она окидывает меня критическим взглядом. — Однако ты ужасно выглядишь.
— Ну, я одиннадцать часов провела в самолете, — говорю я с облегчением, чувствуя, что опасность миновала. Слава богу, Джен не испытывает ненависти ко мне.
— Одиннадцать часов не могли привести к такому ужасному результату, Элли. Ты похожа на местного бродягу.
— Тогда я бродяга, которому очень жарко и удобно, — с усмешкой говорю я.
Она жестом приглашает меня за собой на кухню, и я бросаю чемодан у входной двери.
Я прежде никогда здесь не бывала, даже не видела фотографий ее дома, и я ошеломлена. Это производит впечатление главным образом из-за размера, а еще из-за высокого потолка и слепящего света, льющегося в огромные окна. Все кругом белое. Огромное белое пространство. Безупречное, но не заставленное мебелью. Очень по-лосанджелесски.
— Изумительная кухня, — говорю я с легким трепетом в голосе, а Джен отмахивается от моего комплимента.
— Как прошел полет? — спрашивает она вежливее, чем обычно.
— О, ну, отлично, — отвечаю я. — Как приятно снова увидеть тебя, Джен. Ты, черт возьми, хорошо выглядишь, ты… похудела.
— Спасибо, — говорит она с довольным видом. Я молчу.
— ЭЛЛИ! — раздается знакомый визг Милли, когда она вбегает в кухню, налетая на меня и заключая в объятия.
Я, смеясь, подхватываю ее, а потом сразу же ставлю на пол, поскольку моя спина протестующе ноет. Милли очень подросла, вытянулась. Перемены пошли ей на пользу. У нее сияющая кожа, прямые волосы разметались по плечам, и на ней майка, свидетельствующая о том, что она фанатка Могучих рейнджеров[76]. Могучие рейнджеры еще популярны? Удивительно.
— Ого, посмотри-ка на себя, ты такая высокая! — говорю я и ощущаю себя записной Тетушкой.
— Я выше всех мальчишек в нашем классе, — самодовольно заявляет она с легким американским акцентом. А потом — так же самодовольно — добавляет: — Они все меня терпеть не могут. — Она выпускает меня из своих объятий и оглядывает тем же критическим взглядом, которым всегда смотрит на меня ее мать. — Что ты здесь делаешь? — с любопытством спрашивает она.
— Я приехала повидаться с вами! — с готовностью отвечаю я, ощущая себя обманщицей. Причина не только в этом, но Милли — одна из главных причин моего приезда. И теперь, глядя на нее, я понимаю, как скучала по ней. Теперь она выглядит как человек. Странно звучит? В последний раз, когда я видела Милли, я не была уверена, что она человек — она была ребенком. Теперь я могу представить, как она будет выглядеть взрослой. Странно.
— Перестань пялиться на меня, как маньяк, — говорит она, а потом берет меня за руку и выводит их кухни в гостиную, где она строит форт, называемый ею «Бухта Гуантанамо». Она даже правильно произносит это слово. Я оглядываюсь через плечо. Джен, отвернувшись, прислонилась к раковине, словно ей, для того чтобы устоять, необходима опора.
На следующее утро я просыпаюсь около девяти часов, и первое, что меня удивляет, — это мысль о том, что я проснулась. Потому что пробуждение означает, что я спала.
Я была уверена, что всю ночь смотрела в потолок покрасневшими глазами, анализируя последние события своей похожей на дерьмовое шоу жизни. Но я спала. Крепко спала. Пытаясь сесть, я теряю ориентацию. На секунду задумываюсь, где я, и мой мозг пронзает мысль о том, что я умерла. Это чистилище. Очень белое чистилище. А потом я вспоминаю о том, что не умерла, а просто прилетела в Лос-Анджелес. Я взволнованно оглядываю комнату при дневном свете, льющемся сквозь тонкие белые занавески. Красивая комната, думаю я, но пустая, как и весь дом. Только комод и жалкое кресло-качалка в углу. О, и конечно, моя огромная лос-анджелесская кровать. Теперь я вспоминаю, как вечером полусонная забиралась в нее и долго ползала по ней, отчаянно пытаясь найти середину.
Точно. Я сбрасываю с себя простыни. Пора начинать свое американское приключение.
Тихо шагая вниз по лестнице, я замечаю на кухне Джен и Эндрю. Эндрю не было дома, когда я приехала, и никто не вспоминал о нем, следовательно, и я тоже. Но вот же он, выглядит так же, как обычно, серый с головы до пят.
Я мгновенно осознаю, что появилась в разгар ссоры. Они в бешенстве разговаривают между собой, понизив голос до шепота, и Джен говорит не просто повседневно сердитым, а ужасно сердитым голосом.
— Меня тошнит от этого, Эндрю, — шипит Джен.
— Но что ты от меня хочешь? — шипит он в ответ.
— Ничего! — шипит она, переходя на визг. — Все, что угодно, лучше, чем это. Тебе нужно сказать Ларри, что ты больше не можешь…
Я покашливаю.
Они оба смотрят на меня, как белки, застигнутые врасплох за кражей орехов.
Эндрю откашливается.
— Э-э, привет, Элинор. Как дела?
